Императрица мария александровна механическое кресло. Красивая жизнь: покои императрицы Марии Александровны. Живая прелесть дышит в ней

Великая Княжна Мария Александровна, Герцогиня Эдинбургская ,

Герцогиня Саксен-Кобург-Готская

Будущая герцогиня Саксен-Кобург-Готская получила свое имя в честь матери, цесаревны Марии Александровны. Появившаяся на свет 5 октября 1852 года девочка была большой радостью в семье, ее очень ждали, так как после великой княжны Александры, скончавшейся в возрасте семи лет, у цесаревны рождались только сыновья. И вот наконец-то дочь. Радость была безграничной

Александра Александровна, В.И.Гау

Маленькая Мария благотворно действовала на жизнь всей семьи. Не только родители, но и братья очень любили очаровательную малышку. Отец, вступивший на престол спустя два года после рождения Марии, буквально боготворил свою единственную дочь.

Мария с Анной Тютчевой.

В воспоминаниях фрейлины Анны Федоровны Тютчевой, которая почти тринадцать лет провела при дворе, можно прочесть следующие строки: «Я почти каждый вечер прихожу кормить супом этого херувимчика - это единственная хорошая минута во весь день, единственное время, когда я забываю подавляющие меня заботы», - признался как-то Александр II. А румяный ребенок в лентах и кружевах на высоком стульчике радостно улыбался отцу-императору ».

Прошли годы. Подошло время подумать о замужестве великой княжны. Кому вверить судьбу своей любимицы, в семье решили не сразу. Ясно было лишь одно - следует продолжить семейную традицию Романовых, то есть использовать дочь во благо династических и политических амбиций императорского Дома.

Мария была выдана замуж в возрасте двадцати лет за герцога Эдинбургского, принца Великобританского Альфреда Эрнеста, второго сына королевы Виктории.

Он служил в британском флоте. Ему было тридцать лет, и уже в течение пяти лет этот «морской волк», хорошо известный своими любовными похождениями, добивался благосклонности дочери российского императора.

http://aljena-lee.livejournal.com/334784.html

Альфред Эдинбургский

Его мать этому не препятствовала и дала разрешение на брак. Таким образом, герцог решил сделать официальное предложение царской дочери не без согласия матери-королевы, которая была известна своей нелюбовью к России. Как выяснилось, и сама великая княжна Мария относилась с симпатией к бравому морскому офицеру Альфреду Эдинбургскому. Оставалось лишь соблюсти династический этикет: принц должен был просить у императора Александра II руки его дочери.

Мария с женихом Альфредом, отцом и братом Алексеем.

Именно с этой целью герцог Альфред Эдинбургский в июне 1873 года прибыл в Дармштадт, где в то время находились императорская чета и их дочь. Согласие на брак было получено, и о помолвке официально объявили. Свадьбу наметили на следующий год.

Darmstad

Однако королева Виктория не скрывала своего недовольства, что ее сын, как она считала, женится, принимая довольно унизительные условия, продиктованные русским императорским Домом. Ей даже не была предоставлена возможность познакомиться с будущей невесткой, хотя с такой просьбой Виктория обращалась к своим «русским родственникам». Ею было высказано пожелание, чтобы Александр II привез дочь в Осборн, где королева в то время находилась.

Об этом сообщили императору, который, услышав о столь «дерзкой воле», попросил передать Виктории, что он «очень занят» и, к сожалению, не может, воспользовавшись случаем, погостить в Осборне. Александр II решил, что суверенный монарх не может ездить «на поклон» к другому монарху, да к тому же без официального приглашения. Мать невесты, императрица Мария Александровна, предложила Виктории встретиться на нейтральной территории, например в Кельне. Этим она вызвала негодование привыкшей к особому почитанию британской королевы.

Свадьба состоялась 23 января 1874 года в Петербурге, в Зимнем дворце. По случаю бракосочетания русской великой княжны и английского принца в столицу приехали высокие особы из разных стран. Мать жениха, королева Виктория, приехать не пожелала.

Прибытие герцога Единбургского в Петербург, 1874

Британское посольство, иллюминированное к свадьбе. 1874

Свадьба герцога Единбургского, иллюминация на Невском, 1874

Прибытие шлюпок "Мария" и "Альфред" в Петербург, свадебный подарок герцогу и герцогини Единбургским от британцев, 1874

Свадебная процессия на шлюпках, 1874

Таким образом, Романовы сочетались узами брака с английским королевским Домом. Впервые в истории британский монарх стал близким родственником русского императора. Этому родственному союзу сразу стали приписывать большое политическое значение. Считалось, что брак дочери русского царя с британским принцем поможет России и Англии преодолеть взаимную враждебность, сохранявшуюся со времен Крымской войны.

Отец-император дал любимой дочери в приданое огромную по тем временам сумму - 100 тысяч фунтов. Сверх того Марии выделялось ежегодное пособие в 20 тысяч фунтов. Согласно придворному протоколу после замужества из великой княжны она превратилась в великую княгиню. По традиции императорского Дома Мария числилась шефом, то есть почетным командиром, одной из военных частей - 14-го Ямбургского уланского полка. Вот в таком качестве единственная дочь императора Александра II, отныне герцогиня Эдинбургская, вместе с мужем, сыном британской королевы Виктории, весной 1874 года покинула Петербург.

Герцог и Герцогиня Эдинбургские на улицах Петербурга, 1874

Уезжая из России, великая княгиня была очень озабочена, оставляя свою мать в печали. После смерти восемь лет назад старшего сына Николая императрица так и не смогла оправиться.

Покидая свою родину, Мария оставляла любимую мать наедине с ее страданиями. Понимая, что разлука с единственной дочерью для матери-императрицы большое горе, Мария с грустью ощущала, как той одиноко.

Молодожены поселились в Лондоне. Однако местное общество не проявило сердечности к прибывшей из России великой княгине. Ее сочли слишком надменной. Да еще возникли разногласия с королевой относительно титула ее русской невестки. Император Александр II настаивал, чтобы к его дочери обращались не иначе как «Ваше Императорское Высочество» - титул этот принадлежал ей по рождению. Королева же выразила свое категорическое несогласие, заявив, что к герцогине Эдинбургской следует обращаться «Ваше Королевское Высочество».

Казалось, речь идет лишь о формальных моментах. Но эти разногласия не облегчали положения Марии в чужой для нее стране. Здесь были иные приоритеты, царили иные обычаи, звучал иной язык…

Однако, несмотря ни на что, семейная жизнь русской невестки английской королевы началась по обычным супружеским законам. В том же 1874 году Мария стала матерью: она родила сына, названного в честь отца - Альфред.

Мария и Альфред с первенцем

Герцог Эдинбургский не скрывал своей гордости русской женой - она подарила ему наследника. В течение последующих четырех лет в семье сына королевы Виктории родились три девочки: Мария, Виктория и Александра. Однако основное внимание родителей всегда было обращено на воспитание и образование сына. Мария Александровна считала, что образование нужно только мужчинам, а женщинам необходимы лишь хорошие манеры и умение вести себя в высшем свете. Поэтому ее дочери получили, как принято было говорить, типично британское воспитание. Их детство прошло в парках английских замков, а юность на великосветских балах. На семейных фотографиях можно видеть милых девочек в скромных платьях и элегантных шляпках, чинно рассаженных за традиционным чаем рядом с бабушкой, повелительницей Британской империи.

В июне 1880 года Мария Александровна узнала о смерти своей многострадальной матери. Никто не был с ней в момент смерти. Дочь очень переживала, что не могла присутствовать при последних днях жизни матери. А когда она узнала, что отец, не дождавшись окончания срока траура, обвенчался с Екатериной Михайловной Долгорукой (к тому времени она была матерью трех его детей), то отправила Александру II из Лондона резкую телеграмму: «Я молю Бога, чтобы я и мои младшие братья, бывшие ближе всех к мама́, сумели бы однажды простить Вас …»

Прошло всего девять месяцев после смерти матери, и вновь произошла трагедия: в Петербурге бомба террористов, брошенная под ноги императору, буквально растерзала его.

Потеря любимых родителей была страшным потрясением для великой княгини, вынужденной жить за пределами своей родины, вдали от близких людей.

В 1884 году герцогиня Эдинбургская родила еще одну дочь - Беатрису. Это был последний ребенок в семье герцога. Красота Марии Александровны увядала, муж, бравый адмирал британского флота, часто отсутствовал, супружеские отношения стали разлаживаться…

Мария Александровна с детьми

Не раз Мария Александровна бывала в России. Летом, когда все семейство Романовых находилось за пределами Петербурга, в Петергофе, Павловске или Стрельне, приезжали обычно и родственники из Европы. «Одной из самых частых гостей , - пишет великая княгиня Ольга Александровна в своих мемуаpax, - была герцогиня Эдинбургская, единственная сестра Александра III. Приезжала она часто, у нее постоянно были нелады с ее свекровью. По словам отца, королева Виктория была противной, во все сующей свой нос старухой, а та считала его (брата Марии, императора Александра III) грубияном. Я любила тетю Марию; не думаю, чтобы она была счастлива. Но в Петергофе она отдыхала от всех забот ».

Постепенно жизнь русской великой княгини, герцогини Эдинбургской, на британском острове становилась с каждым годом все более невыносимой. Поэтому, когда в 1893 году к ее супругу перешло герцогство Саксен-Кобург-Гота и семья покинула Англию, она была безгранично счастлива.

Резиденцией герцогов Саксен-Кобург-Готских являлся город Кобург. Расположенный в живописных лесах на севере Баварии, он впервые упоминался еще в XI веке, но права города получил в 1231 году. Династическими браками герцоги были связаны со многими правящими домами Европы, в том числе Великобритании, Бельгии, России, Португалии, Болгарии. Английская королева Виктория была дочерью принцессы Кобургской и сама вышла замуж за Альберта Кобургского.

Королева Виктория и ее родня. Кобург. Апрель 1894 г.

Итак, супруг Марии Александровны из британского принца превратился во владетельного государя Германской империи. Чтобы изучить условия жизни в Германии, он прошел университетский курс в Бонне. Однако приход английского герцога к власти комментировался в немецкой прессе в агрессивно-националистических тонах. Считалось, что, будучи сыном английской королевы, он не сможет выполнять обязанности германского владетельного князя. Трудности действительно возникли сразу: немецкий язык новый герцог знал плохо, общение было затруднительным.

А как жила дочь русского царя? Что изменилось для нее после того, как она навсегда покинула Англию?

Бесспорно, изменилось многое, причем в лучшую сторону. Германия была ближе сердцу дочери урожденной немецкой принцессы. Отныне Мария Александровна стала именоваться герцогиней Саксен-Кобург-Готской, сохранив при этом и титул герцогини Эдинбургской.

Семья поселилась в кобургском замке.

Казалось, отношения между супругами вновь наладились. Но прошло совсем немного времени, и принц Альфред, вынужденный оставить свою службу в британском флоте и покинуть любимый Лондон, начал жаловаться на скучную жизнь в Кобуpre. У него не было больше и возможности заниматься любимым хобби: Альфред был известным филателистом.

Мария Александровна свою главную задачу все эти годы видела в удачном замужестве повзрослевших дочерей. Русская невестка английской королевы, хотя прожила в Англии два десятка лет, была не слишком расположена к этой стране. По воспоминаниям современников, она была против брака своей старшей дочери с одним из многочисленных кузенов, внуков свекрови-королевы. Поэтому, вопреки пожеланиям английской бабушки, свою дочь Марию, славящуюся редкой красотой, в 1893 году она выдала замуж за наследного принца Румынии, принца Гогенцоллернского Фердинанда. (Через год Мария подарила матери первую внучку.)

Принцесса Мария -Мисси 1875-1938

Три другие дочери покинули британский остров вместе с родителями. Уже в апреле 1894 года в Кобурге состоялась свадьба восемнадцатилетней принцессы Виктории с владетельным герцогом Эрнестом Людвигом Гессенским, на которой присутствовали родственники не только из Германии, но также из Англии и России. Даже бабушка, королева Виктория, прибыла в Кобург. Примечательно, что именно на этих свадебных торжествах было объявлено о помолвке будущего царя Николая II, племянника Марии Александровны, с гессенской принцессой Алике, родной сестрой герцога.

Принцесса Виктория-Мелита - Дакки

Ровно через два года Мария Александровна выдала замуж третью дочь, Александру, за князя Эрнста VII Гогенлоэ-Лангенбургского.

Принцесса Александра 1878-1942

А в 1896 году родительский дом покинула и младшая - Беатриса. Она вступила в брак с принцем Орлеанским Альфонсом, инфантом Испании, и переехала в Мадрид.

Младшая дочь Беатриса

Все дочери русской великой княгини сделали хорошие партии. На ступеньке семейной лестницы остался лишь единственный сын герцогской четы, наследный принц Альфред. И тут случилось непредсказуемое.

В день празднования двадцать пятой годовщины свадьбы родителей внук императора Александра II совершил попытку самоубийства. Как стало известно позже, вступив во внебрачные отношения, он заразился венерической болезнью. Узнав об этом, чтобы избежать позора, он выстрелил себе в голову. Спасти его не удалось, наследный принц Саксен-Кобургский умер через две недели. Ему было двадцать пять лет.

Альфред "Affie", наследник герцогства Саксен-Кобург-Готский

Смерть сына была страшной трагедией для родителей, их горе было безграничным. Пережив столь сильное нервное потрясение, стал жаловаться на недомогание супруг Марии Александровны. Не прошло и полутора лет после смерти сына, как он скончался от рака горла. Это случилось в июле 1900 года. Так для великой княгини наступили годы вдовства длиной в двадцать лет.

Alfred, Herzog von Edinburgh und Sachsen-Coburg-Gotha

Вдовствующая герцогиня после смерти мужа продолжила жить в Кобурге и лишь спустя несколько лет переехала в Швейцарию. При кобургском дворе продолжали соблюдать строгий этикет. Служащие всегда были подтянуты, одеты в придворные ливреи и свято соблюдали установленные распорядки и традиции. Мария Александровна большую часть времени проводила на вилле «Эдинбург». Трехэтажное здание, в котором находилась и домашняя церковь с иконами и убранством походной церкви Александра II, стало ее домом. (Позже великая княгиня подарила эту виллу дочери Виктории.) В гостиной висели большая картина, изображающая всех дочерей великой княгини еще юными принцессами, и портрет самой Марии, написанный вскоре после ее замужества.

Последние годы жизни герцогиня Саксен-Кобург-Готская прожила в Цюрихе. В Швейцарию перебралась из Финляндии и ее дочь Виктория с семьей. Но вновь быть вместе им пришлось совсем недолго. 24 октября 1920 года русская великая княгиня Мария Александровна, дочь императора Александра II, скончалась. Ее похоронили в Кобурге, в фамильном склепе герцогов Кобургских.

Глава четвертая

СМЕРТЬ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЫ И ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА II

Покушения на царя

1879–1880-й - годы «охоты на царя». Первое покушение было совершено 4 апреля 1866 года: когда император в сопровождении племянника - герцога Н. М. Лейхтенбергского и племянницы - принцессы М. М. Баденской выходил из Летнего сада, в него стрелял Дмитрий Каракозов. От смерти императора спас находившийся в толпе крестьянин Осип Комиссаров, который увидел, как Каракозов целится в государя, и ударил покушавшегося по руке как раз в тот самый момент, когда он спускал курок.

Вся Россия ужаснулась этому выстрелу. Ф. И. Достоевский вбежал к поэту А. Н. Майкову с безумным криком: «В царя стреляли!» - «Убили!» - закричал Майков каким-то нечеловеческим диким голосом. «Нет… спасли… благополучно… но стреляли, стреляли, стреляли!» Майков откликнулся на этот акт стихотворением «4-е апреля 1866 г.»:

Все, что в груди есть русского у нас, -

Оскорблено!.. Уста молчат, немея

От ужаса! Рукой безвестного злодея

Едва святая кровь царя не пролилась.

Царя - блюстителя строжайшего закона!

И где же? Между нас, среди своей семьи…

Царя - строителя Земли,

Освободителя мильонов!..

Во всех театрах публика требовала исполнения гимна «Боже, Царя храни». В Александрийском театре гимн был исполнен девять раз, в Михайловском и Мариинском - до шести раз. 6 апреля в Петербурге Александр II вынужден был назначить парад в своем присутствии. 1 мая 1866 года Герцен в «Колоколе» так отозвался о происшедшем: «Мы поражены при мысли об ответственности, которую взял на себя этот фанатик… Только у диких и дряхлых народов история пробивается убийствами».

Каракозов, бывший студент Казанского и Московского университетов, сын дворянина Саратовской губернии, был исключен из университета за участие в беспорядках. Он состоял в подпольном кружке, который ставил своей целью осуществление государственного переворота. Как выяснилось, Каракозов страдал психическим расстройством. Когда 31 августа он был приговорен к смерти, то в своем обращении к царю каялся и просил прощения: «Преступление мое так ужасно, что я, Государь, не смею и думать о малейшем хотя бы смягчении заслуженного мною наказания. Но клянусь в свои последние минуты, что если бы не это ужасное болезненное состояние, в котором я находился со времени моей тяжелой нервной болезни, я не совершил бы этого ужасного преступления. Государь, я прошу у Вас прощения, как христианин у христианина, как человек у человека».

25 мая 1867 года во время посещения Всемирной выставки в Париже произошло очередное покушение на Александра II. На сей раз попытка была предпринята поляком-фанатиком Антоном Березовским, который дважды выстрелил в царя, ехавшего в карете вместе с императором Наполеоном III, великими князьями Александром и Владимиром. Как заявил А. Березовский, он мстил русскому императору за подавление польского освободительного восстания 1863 года. Террорист был приговорен к пожизненной каторге, но пришедшая к тому времени к власти Парижская коммуна освободила его от имени французских социалистов и даже наградила «почетным револьвером».

2 апреля 1879 года имело место третье покушение, совершенное Александром Соловьевым. В 9 часов утра, когда император после прогулки возвращался в Зимний дворец, убийца - тридцатилетний студент юридического факультета - выпустил в него пять пуль из револьвера, но, к счастью, неудачно, и лишь шинель императора оказалась прострелена в нескольких местах. «Бог спас Папа? удивительным образом, и он вернулся домой невредимым… - записал цесаревич Александр Александрович в дневнике. - Папа? взошел, раздалось такое „ура“, что просто страшно было… Папа? вышел на балкон, и вся масса народа приветствовала его единодушным „ура“! Вся площадь была наполнена народом целый день. Вечером была иллюминация… Благодарю Господа за чудесное спасение дорогого Папа? от всего нашего сердца. Слава тебе Господи, слава тебе».

Все террористы были людьми безнравственными и антирелигиозными. «Я окрещен в православную веру, заявил после ареста следователям Александр Соловьев, но в действительности никакой веры не признаю. Еще будучи в гимназии, я отказался от веры в святых»… «Под влиянием размышлений по поводу многих прочитанных мною книг, чисто научного содержания и, между прочим Бокля и Дрэпера, я отрекся даже и от верований в бога как в существо сверхъестественное».

Вскоре в том же 1879 году недалеко от Москвы был взорван железнодорожный путь в месте предполагаемого прохождения царского поезда.

5 февраля 1880 года произошел очередной террористический акт, жертвой которого мог стать не только царь, но и вся царская семья. Организаторы рассчитывали, что, когда царская семья во время обеда сядет за стол, прогремит взрыв. Мощное взрывное устройство было заложено в нижнем этаже Зимнего дворца.

5 (17) февраля 1880 года цесаревич, постоянно ведущий дневник, записал: «В? 6 отправился на Варшавскую дорогу встречать вместе с братьями Д[ядю] Александра и Людвига. Со станции все отправились в Зимний дв[орец] к обеду, и только что мы успели дойти до начала большого коридора Папа?, и он вышел навстречу Д. Александра, как раздался страшный гул и под ногами все заходило и в один миг зал потух. Мы все побежали в желтую столовую, откуда был слышен шум, и нашли все окна перелопнувшими, стены дали трещины в нескольких местах, люстры почти все затушены, и все покрыто густым слоем пыли и извести. На большом дворе совершенная темнота, и оттуда раздавались страшные крики и суматоха. Немедленно мы с Владимиром побежали на главный караул, что было нелегко, так как все потухало и везде воздух был так густ, что трудно было дышать. Прибежав на главный караул, мы нашли страшную сцену: вся большая караульная, где помещались люди, была взорвана, и все провалилось более чем на сажень глубины, и в этой груде кирпичей, извести, плит и громадных глыб сводов и стен лежало вповалку более 50 солдат, большей частью израненных, покрытых слоем пыли и кровью. Картина раздирающая, и в жизнь мою не забуду я этого ужаса!

В карауле стояли несчастные финляндцы, и когда успели привести все в известность, оказалось 10 человек убитых и 47 раненых… Описать нельзя и слов не найдешь выразить весь ужас этого вечера и этого гнуснейшего и неслыханного преступления. Взрыв был устроен в комнатах под караульной в подвальном этаже, где жили столяры. Что происходило в Зимнем дв[орце], это себе представить нельзя…

В? 12 вернулись с Минни домой и долго не могли заснуть, так нагружены были все нервы и такое страшное чувство овладело всеми нами. Господи, благодарим Тебя за новую Твою милость и чудо, но дай нам средства и вразуми нас, как действовать! Что нам делать!»

Спустя три дня состоялись похороны солдат Финляндского полка, погибших при охране Зимнего дворца. Император Александр II, подойдя к длинному ряду гробов, обнажил голову и тихо произнес: «Кажется, что мы еще на войне, под Плевной…»

«Год подходит к концу, страшный год, который неизгладимыми чертами врезался в сердце каждого русского», - писал в 12-м номере «Отечественных записок» за 1879 год М. Е. Салтыков-Щедрин. Три дерзких покушения на особу императора и шестнадцать смертных казней - это была новая статистика для России.

Летом 1879 года военный министр Д. А. Милютин, вернувшись с императорской семьей из Крыма, записал: «Я нашел в Петербурге странное настроение: даже в высших правительственных сферах толкуют о необходимости радикальных реформ, произносится даже слово „конституция“; никто не верует в прочность существующего порядка вещей».

Смерть императрицы Марии Александровны

22 мая (3 июня) 1880 года после долгих страданий в возрасте 56 лет скончалась императрица Мария Александровна. Ее болезнь - туберкулез - прогрессировала быстро, и весьма возможно, что одной из причин этого были переживания, связанные с увлечением ее супруга княжной Екатериной Михайловной Долгоруковой. Двадцать шесть лет счастливого супружества и измена мужа в конце жизни. «Никто не был при ней в самый момент смерти, - писал граф Д. А. Милютин, - неотлучная ее камер-фрау Макушкина, войдя в спальню в девятом часу утра, нашла уже бездыханный труп. Можно полагать, что больная кончила жизнь спокойно, без агонии, как бы заснула».

По свидетельству фрейлины А. Толстой, после смерти императрицы в ее бумагах было найдено письмо к мужу, написанное когда-то давно. В нем Мария Александровна трогательно благодарила супруга за счастливо прожитую рядом с ним жизнь. В ее столе были также найдены разрозненные листки, в которых была выражена последняя воля императрицы:

«1) Я желаю быть похоронена в простом белом платье, прошу не возлагать мне на голову царскую корону. Желаю также, если это возможно, не производить вскрытия.

2) Прошу моих милых детей поминать меня сорок дней после смерти и по возможности присутствовать на обедне, молиться за меня, особенно в момент освящения Святых Даров. Это самое большое мое желание».

Императрица Мария Александровна была глубоко верующим православным человеком, многие годы активно занималась благотворительной деятельностью, помогала больным и обездоленным людям. Благодаря ее трудам двинулось женское образование в России. Она была одной из основательниц Общества попечительства о больных воинах, явившегося прообразом Российского общества Красного Креста. Мария Александровна была любима многими, лучшие поэты посвятили ей прекрасные стихи. Так, Ф. И. Тютчев писал:

Кто б ни был ты, но, встретясь с ней,

душою чистой иль греховной,

ты вдруг почувствуешь живей,

что есть мир лучший, мир духовный.

«Святыня дома рухнула вместе с ней», - сказала после ее кончины ее фрейлина А. А. Толстая - воспитательница царских детей Сергея, Павла и Марии. Близкие глубоко переживали смерть Марии Александровны. Сыновья любили и почитали мать. После смерти матери Александр Александрович писал Марии Федоровне: «Если бы зашла речь о канонизации моей матери, я был бы счастлив, потому что знаю, что она была святая». Мария Александровна оказала большое влияние на формирование своих сыновей, много сделала для их религиозного воспитания, духовного и культурного развития. «Если есть что-либо доброе, хорошее и честное во мне, то этим я обязан, естественно, дорогой милой Мама?».

27 мая состоялись торжественные похороны императрицы. Как отмечал в своих воспоминаниях граф С. Д. Шереметев, «царь Александр II в последний раз был перед нами в венце своем новом, в венце мученичества, ниспосланного ему как искупление. Императрица Мария Александровна своей жизнью словно служила ему щитом».

Четыре года спустя в день смерти матери император Александр III напишет Марии Федоровне: «Вот уже 4 года, что не стало дорогой милой Мама?. Как время летит, но все-таки никогда не забуду это ужасное утро, когда мы на Елагине получили эту страшную новость и так неожиданно. С ее смертью началось все это страшное смутное время, этот живой кошмар, через который мы прошли и который навсегда испортил все хорошее, дорогое воспоминание о семейной жизни; все иллюзии пропали, все пошло кругом, разобраться нельзя было в этом омуте, и друг друга не понимали! Вся грязь, все дрянное вылезло наружу и поглотило все хорошее, все святое! Ах, зачем привелось увидеть все это, слышать и самому принимать участие во всем этом хаосе. Ангел-хранитель улетел, и все пошло кругом, чем дальше, тем хуже, и, наконец, увенчалось этим страшным, кошмарным, непостижимым 1 марта!» (1 марта 1881 года был убит император Александр II. - Ю. К.)

В 1885 году императором Александром III и его братьями великими князьями Сергеем Александровичем и Павлом Александровичем в память о их матери в Гефсиманском саду в Иерусалиме был заложен храм равноапостольной Марии Магдалины - небесной покровительницы русской императрицы. В сентябре 1888 года состоялось его торжественное освящение. Храм был выполнен в новорусском стиле, типичном для царствования Александра III. Московские маковки и кокошники, украшавшие его, делали его выразительнейшим памятником Русской Палестины. Архитектором храма был Д. И. Гримм. Иконостас из белого мрамора с темной бронзой, иконы работы художника В. В. Верещагина. Каждую из четырех стен украшали огромные фрески, отражавшие основные эпизоды из жизни святой Марии Магдалины. На южной стороне - «Исцеление Магдалины Спасителем», на западной - «Магдалина у креста Господня», на северной - «Явление Магдалине воскресшего Христа», на восточной над алтарем - «Проповедь Магдалины перед императором Тиберием». Автором фресок был тогда еще молодой художник Сергей Иванов, позже - известный автор русской исторической живописи.

После смерти императрицы Марии Александровны цесаревич Александр и цесаревна Мария Федоровна покинули Царское Село и поселились в Елагинском дворце.

Новый брак императора Александра II

После погребения императрицы Марии Александровны император Александр II, влюбленный в юную княжну Е. Долгорукову, заявил о своем намерении вступить с ней в официальный брак. Александр II объяснял свое решение тем, что у него от Е. Долгоруковой есть дети, и добавлял, что никто не может поручиться, что его «не убьют даже сегодня».

Действительно, покушения на царя приняли к тому времени чуть ли не регулярный характер, и только чудо каждый раз спасало его от верной смерти. 6 июля 1880 года (через 40 дней после кончины императрицы Марии Александровны) в небольшой комнате нижнего этажа у алтаря походной церкви Большого Царскосельского дворца состоялся обряд бракосочетания императора Александра II и графини Долгоруковой. На церемонии присутствовали граф А. В. Адлерберг, начальник Главной императорской квартиры А. М. Рылеев и генерал-адъютант граф Э. Т. Баранов. После обряда венчания император попросил всех присутствовавших сохранять все происшедшее в тайне. На вопрос Адлерберга о реакции наследника Александр II ответил, что по возвращении цесаревича из Гапсалы он сам сообщит ему, но надеется, что наследник воспримет это должным образом, ибо «государь является единственным судьей своим поступкам». Александр II и княгиня Е. М. Долгорукова стали отныне законными мужем и женой. Супруга государя получила титул княгини Юрьевской.

В подписанном 6 июля 1880 года указе Правительствующему сенату Александр II признавал свое отцовство и создавал своим детям от Екатерины Михайловны законное положение.

В первые августовские дни император Александр II сообщил сыну Александру Александровичу о своей женитьбе. «13/25 августа. Обедали мы у Папа? с братьями, - записал цесаревич в дневнике. - После обеда Папа? сказал Минни и мне зайти к нему в его кабинет и тут, когда мы сели, он объявил нам о его свадьбе, и что он не мог дольше откладывать и по его летам и по теперешним грустным обстоятельствам и поэтому 6 июля женился на княжне Долгорукой. При этом Папа? нам сказал, что он никому об этом не говорил из братьев и нам первым объясняет это, так как он не желает ничего скрывать от нас и потом прибавил, что эта свадьба известна одному графу Лорис-Меликову и тем, которые присутствовали на ней…

Папа? при этом спросил нас, желаем ли мы видеть его жену и чтобы мы сказали откровенно. Тогда Папа? позвал кн[ягиню] Долгорукову в кабинет и, представивши ее нам, был так взволнован, что почти говорить не мог. После этого он позвал своих детей: мальчика 8 лет и девочку Ольгу 7 лет и мы с ними поцеловались и познакомились. Мальчик милый и славный и разговорчивый, а девочка очень мила, но гораздо серьезнее брата. Оставшись у Папа? более? часа, мы простились и вернулись домой. Только дома немного пришли в себя после всего нами услышанного и виденного, и хотя я был почти уверен, что так и должно было кончиться, но все-таки весть была неожиданная и как-то странна!»

Дочь царя Мария Александровна, герцогиня Эдинбургская, в своем письме к отцу осудила его. «Я молю Бога, - писала она, - чтобы я и мои младшие братья, бывшие ближе всех к Мама?, сумели бы однажды простить Вас».

Другие члены царской семьи были крайне возмущены тем, что Александр Николаевич вступил в брак с княгиней Е. Долгоруковой, не соблюдая год траура по своей первой жене, императрице Марии Александровне. Тем более что в это время по всей России продолжали служить по православному обычаю традиционные панихиды об упокоении ее души.

О неприязненном отношении к новой жене императора свидетельствует и письмо великой княгини Марии Павловны, жены великого князя Владимира Александровича, гессенскому принцу: «Эта женщина, которая уже четырнадцать лет занимает столь завидное положение, была представлена нам как член семьи. С ее тремя детьми, и это так грустно, что я просто не могу найти слова, чтобы выразить мое огорчение. Она является на все семейные ужины, официальные или частные, а также присутствует на церковных службах в придворной церкви со всем двором. Мы должны принимать ее, а также делать ей визиты… И так как ее влияние растет с каждым днем, просто невозможно предсказать, куда это все приведет. И так как княгиня весьма невоспитанна, и у нее нет ни такта, ни ума, вы можете легко себе представить, как всякое наше чувство, всякая священная для нас память просто топчется ногами, не щадится ничего».

Летом 1880 года семья цесаревича по просьбе Александра II провела лето в Крыму вместе с новой семьей Александра II, княгиней Юрьевской и ее тремя детьми. Для цесаревича и цесаревны это было настоящим испытанием. Обстоятельства частной жизни императора осложняли отношение к нему наследной четы.

Из письма цесаревны Марии Федоровны матери: «Я плакала непрерывно, даже ночью. Великий князь меня бранил, но я не могла ничего с собой поделать… Мне удалось добиться свободы хотя бы по вечерам. Как только заканчивалось вечернее чаепитие и государь усаживался за игорный столик, я тотчас же уходила к себе, где могла вольно вздохнуть. Так или иначе, я переносила ежедневные унижения, пока они касались лично меня, но, как только речь зашла о моих детях, я поняла, что это выше моих сил. У меня их крали, как бы между прочим, пытаясь сблизить их с ужасными маленькими незаконнорожденными отпрысками. И тогда я поднялась, как настоящая львица, защищающая своих детенышей. Между мной и государем разыгрывались тяжелые сцены, вызванные моим отказом отдавать ему детей. Помимо тех часов, когда они, по обыкновению, приходили к дедушке поздороваться. Однажды в воскресенье перед обедней в присутствии всего общества он жестко упрекнул меня, но все же победа оказалась на моей стороне. Совместные прогулки с новой семьей прекратились, и княгиня крайне раздраженно заметила, что не понимает, почему я отношусь к ее детям, как к зачумленным».

Осенью 1880 года Александр Александрович с глубокой душевной болью писал своему брату великому князю Сергею Александровичу в Италию: «Про наше житье в Крыму лучше и не вспоминать, так оно было грустно и тяжело! Столько дорогих незабвенных воспоминаний для нас всех в этой милой и дорогой, по воспоминаниям о милой Мама?, Ливадии! Сколько было нового, шокирующего! Слава Богу для вас, что вы не проводите зиму в Петербурге; тяжело было бы вам здесь и нехорошо! Ты можешь себе представить, как мне тяжело все это писать, и больших подробностей решительно не могу дать ранее нашего свидания, а теперь кончаю с этой грустной обстановкой и больше никогда не буду возвращаться в моих письмах к этому предмету. Прибавлю только одно: против свершившегося факта идти нельзя и ничего не поможет. Нам остается одно: покориться и исполнять желания и волю Папа?, и Бог поможет нам всем справиться с новыми тяжелыми и грустными обстоятельствами, и не оставит нас Господь, как и прежде!»

В ноябре 1880 года накануне отъезда императора Александра II и его новой семьи из Крыма полиция обнаружила в районе станция Лозовая готовый заряд, заложенный под полотном железной дороги. Террористы готовили новое покушение на царя и его семью.

В ноябрьском письме сыну царь писал:

«В случае моей смерти, поручаю тебе мою жену и детей. Твое дружественное расположение к ним, проявившееся с первого же дня знакомства и бывшее для нас подлинной радостью, заставляет меня верить, что ты не покинешь их и будешь им покровителем и добрым советчиком.

При жизни моей жены наши дети должны оставаться лишь под ее опекой. Но если Всемогущий Бог призовет ее к себе до совершеннолетия детей, я желаю, чтобы из опекунов был назначен генерал Рылеев или другое лицо по его выбору и с твоего согласия.

Моя жена ничего не унаследовала от своей семьи. Таким образом, все имущество, принадлежащее ей теперь - движимое и недвижимое, приобретено ею лично, и ее родные не имеют на это имущество никаких прав. Из осторожности она завещала мне все свое состояние, и между нами было условлено, что если на мою долю выпадет несчастье ее пережить, все ее состояние будет поровну разделено между нашими детьми и передано им мною после их совершеннолетия или при выходе замуж наших дочерей.

Пока наш брак не будет объявлен, капитал, внесенный мною в Государственный Банк, принадлежит моей жене в силу документа, выданного ей мною. Это моя последняя воля, и я уверен, что ты тщательно ее выполнишь. Да благословит тебя Бог!

Не забывай меня и молись за так нежно любящего тебя Па!»

Убийство Александра II

Утро 1 марта не предвещало ничего ужасного. Александр II был с утра в хорошем расположении духа. После обеда он принял графа Лорис-Меликова, который доложил ему о проекте государственной реформы, согласно которому предполагалось создать из выборных земских представителей специальную комиссию по рассмотрению законопроектов. Император устно одобрил проект графа Лорис-Меликова. Д. А. Милютин в дневниках писал: «Император в тот день сказал: „Я дал свое согласие на это представление, хотя и не скрываю от себя, что мы идем по пути конституции“».

Александр II выехал из дворца в Михайловский манеж, затем заехал в Михайловский дворец, где посетил великую княгиню Екатерину Михайловну, а после этого карета направилась в Зимний дворец.

На набережной Екатерининского канала императора ждала засада. От взрыва брошенной в императора первой бомбы пострадали несколько казаков конвоя и прохожих. Хотя императорскую карету разнесло в щепы, сам император чудом остался невредимым и, выйдя из кареты и не заботясь о своей безопасности, стал помогать раненым. Воспользовавшись ситуацией, соучастник покушения И. И. Гриневицкий тотчас бросил под ноги императору вторую бомбу. Этот взрыв оказался для него смертельным: ноги были раздроблены, одна ступня оторвана. Но государь был в сознании и приказал ехать в Зимний дворец.

«Какое горе и несчастье, что наш император покинул нас таким ужасным образом. Сердце разрывалось видеть его в этом жутком состоянии. Лицо, голова и верхняя часть тела были невредимы, но ноги абсолютно размозжены и вплоть до колен разорваны в клочья, так что я сначала не могла понять, что собственно я вижу - окровавленную массу и половину сапога на правой ноге и половину ступни на левой. Никогда в жизни я не видела ничего подобного. Нет, это было ужасно!

…Вид горя несчастной вдовы разрывал сердце. В один момент вся неприязнь, что мы к ней испытывали, исчезла, и осталось только величайшее участие в ее безграничном горе.

Моему миру и спокойствию пришел конец, ибо отныне я никогда больше не смогу быть спокойна за Сашу… Господь наш, услышь мою молитву, защити и сохрани Сашу! Благослови его пути, помоги ему исполнить с мудростью и успехом все его добрые намерения в отношении страны, благополучия, счастья и благословения народа!»

Будущий Николай II оставил описание этого трагического дня:

«Мой дед лежал на узкой походной постели, на которой он всегда спал. Он был покрыт военной шинелью, служившей ему халатом. Его лицо было смертельно бледным.

Оно было покрыто маленькими ранками. Его глаза были закрыты.

Мой отец подвел меня к постели. „Папа?, - сказал он, повышая голос, - Ваш лучик солнца здесь“. Я увидел дрожание ресниц, голубые глаза моего деда открылись, он старался улыбнуться. Он двинул пальцем, но не мог ни поднять рук, ни сказать то, что он хотел, но он, несомненно, узнал меня. Пропресвитер Бажанов подошел и причастил его в последний раз. Мы все опустились на колени и император тихо скончался. Так Господу Богу угодно было».

Три дня тело убитого императора оставалось в кабинете Зимнего дворца, где он скончался. Три дня беспрерывно служили панихиды, на четвертый день покойный был перенесен в большую дворцовую церковь.

«Бесчисленные огни высоких свечей. Духовенство в траурном облачении. Хоры придворных и митрополичьих певчих, - вспоминал великий князь Александр Михайлович. - Седые головы коленопреклоненных военных. Заплаканные лица великих княгинь. Озабоченный шепот придворных. И общее внимание, обращенное на двух монархов: одного, лежащего в гробу с кротким, израненным лицом, и на другого, стоящего у гроба, сильного, могучего, преодолевшего свою печаль и ничего не страшащегося».

Александр Александрович, Мария Федоровна, княгиня Юрьевская и ее дети в течение этих траурных дней стояли вместе подолгу в скорбном молчании у гроба. В один из таких дней княгиня Юрьевская, подойдя к гробу, срезала свои длинные красивые волосы и положила под руки покойного.

18 марта перед перенесением гроба в Петропавловскую крепость состоялась последняя панихида. Присутствовавший на ней К. Победоносцев написал: «Сегодня присутствовал на панихиде у катафалка. Когда служба закончилась и все покинули церковь, я увидел, как из соседней комнаты вышла вдова покойного. Она едва держалась на ногах и шла, опираясь на руку сестры. Рылеев сопровождал ее. Несчастная упала перед гробом. Лицо покойного покрыто газом, который запрещено подымать, но вдова порывистым движением сорвала вуаль и покрыла долгими поцелуями лоб и все лицо покойного. Мне было жаль бедную женщину».

На восьмой день тело торжественно перенесли в Петропавловский собор - усыпальницу семьи Романовых. Чтобы дать возможность народу проститься с прахом государя, был избран самый длинный путь к Петропавловскому собору. Траурная процессия растянулась по всему Санкт-Петербургу, по всем его главным улицам.

В завещании Александр II напутствовал сына: «Да поможет ему Бог оправдать мои надежды и довершить то, что мне не удалось сделать для улучшения благоденствия дорогого нашего Отечества. Заклинаю его не увлекаться модными теориями, печась о постоянном его развитии, основанном на любви к Богу и на законе. Он не должен забывать, что могущество России основано на единстве Государства, а потому все, что может клониться к потрясениям всего единства и к отдельному развитию различных народностей, для нее пагубно и не должно быть допускаемо. Благодарю его, в последний раз, от глубины нежно любящего его сердца, за его дружбу, за усердие, с которым он исполнял служебные свои обязанности и помогал мне в Государственных делах».

В результате террористического акта пострадали двадцать человек, из которых трое скончались на месте, среди них - казак лейб-гвардии Терского эскадрона собственного его величества конвоя Александр Маленчевых, крестьянин Николай Захаров, мальчик 14 лет из мясной лавки, получивший ранение в голову; одиннадцать человек были ранены, из них тяжело шесть человек, в их числе обер-полицмейстер А. И. Дворжицкий, у которого обнаружили 57 ран. Многие раненые умерли позже в госпиталях. Бросивший бомбу И. И. Гриневицкий, являвшийся членом «Народной воли», также получил смертельные ранения и умер в тот же день.

Россия была в настоящем шоке. Террористический акт 1 марта 1881 года был направлен не только против императора - верховного правителя России, но и против самой России и народов, населяющих ее обширное пространство.

Анна Григорьевна, жена Ф. М. Достоевского, которого в то время уже не было в живых, сделала в своих воспоминаниях следующую запись: «Известие о злодействе 1 марта, несомненно, сильно потрясло бы Федора Михайловича, боготворившего царя - освободителя крестьян». Обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев в самый день цареубийства направил Александру Александровичу послание, в котором писал: «Бог велел нам переживать нынешний страшный день. Точно кара Божия обрушилась на несчастную Россию. Хотелось бы скрыть лицо свое, уйти под землю, чтобы не видеть, не чувствовать, не испытывать. Боже, помилуй нас.

Но для Вас этот день еще страшнее, и, думая о Вас в эти минуты, что кровав порог, через который Богу угодно было провести Вас в новую судьбу Вашу, вся душа моя трепещет за Вас страхом неизвестного грядущего на Вас и на Россию, страхом великого несказанного бремени, которое на Вас положено. Любя Вас как человека, хотелось бы как человека спасти Вас от тяготы в привольную жизнь, но нет на то силы человеческой, ибо так благоволил Бог. Его была святая воля, чтобы Вы для этой цели родились на свет и чтоб брат Ваш возлюбленный, отходя к Нему, указал Вам на земле свое место.

…Вам достается Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы ее повели твердою рукою, чего она хочет и чего не хочет и не допустит никак…»

В обширной литературе, посвященной Александру II, встречаются резко противоположные оценки его царствования и исторической роли проведенных им реформ.

П. А. Кропоткин, бывший в свое время камер-пажом Александра II и близко общавшийся с царем, вспоминал: «Многие не понимали, как могло случиться, чтобы царь, сделавший так много для России, пал от руки революционеров. Но мне пришлось видеть первые реакционные проявления Александра II и следить за тем, как они усиливались впоследствии; случалось также, что я мог заглянуть в глубь его сложной души, увидеть в нем прирожденного самодержца, жестокость которого была только отчасти смягчена образованием, и понять этого человека, обладавшего храбростью солдата, но лишенного мужества, государственного деятеля, - человека сильных страстей, но слабой воли, - и для меня эта трагедия развивалась с фатальной последовательностью шекспировской драмы».

Поэт Некрасов выразит свое отношение к реформам коротко такими словами: «Порвалась цепь великая, порвалась и ударила, одним концом по барину, другим по мужику».

Историк С. М. Соловьев напишет в набросках «О современном состоянии России»: «Легко было завинчивать при Николае I, легко было взять противоположное направление и поспешно-судорожно развинчивать при Александре II, но тормозить экипаж при этом поспешном судорожном спуске было дело чрезвычайно трудное. Оно было бы легко при правительственной мудрости, но ее-то и не было. Преобразования проводятся успешно Петрами Великими, но беда, если за них принимаются Людовики XVI и Александры II…»

Профессор В. О. Ключевский так оценит реформы Александра II: «Одной рукой он (император Александр II. - Ю. К.) даровал реформы, возбуждал в обществе самые отважные ожидания, а другой - выдвигал и поддерживал слуг, которые их разрушали…» Александр II, по мнению историка, не стал и «самодержавным провокатором», «все его великие реформы, непростительно запоздалые, были великодушно задуманы, спешно разработаны и недобросовестно исполнены кроме разве реформы судебной и воинской…».

Действительно, в последние годы жизни Александр II часто был несамостоятелен в своих решениях. Такие его современники, как Д. А. Милютин и М. Лорис-Меликов, по-разному понимали благо России. Негативный оттенок всему придавало и то обстоятельство, что все больше и больше его главным советником по целому кругу вопросов становилась его морганатическая супруга Е. М. Юрьевская. Личный аспект в принятии конституции, изменение и узаконение нового брака для придания его супруге статуса «императрицы Екатерины» входили в планы императора.

Министр двора А. В. Адлерберг выскажется по этому поводу следующим образом: «Мученическая кончина Государя, быть может, предотвратила новые безрассудные поступки и спасла блестящее царствование от бесславного и унизительного финала».

Много, много лет спустя, вспоминая страшный день 1 марта 1881 года, императрица Мария Федоровна, находясь в положении беженки в Крыму, напишет в своем дневнике: «Поднялась рано, вспомнила страшный день двадцативосьмилетней давности, день восшествия на престол. Как это было ужасно! Все представлялось в туманном и мрачном свете. И все же по воле Господа вновь воссияло солнце. Он благословил моего любимого Сашу и всю страну и подарил нам 13 лет мира и счастья!»

Экономические последствия «великих реформ» были неутешительными. Жесточайший политический кризис, государственный долг России вырос в три раза и составил шесть миллиардов рублей. 500 миллионов было затрачено на проведение Крестьянской реформы, полтора миллиарда стоили Крымская и Русско-турецкая войны, миллиард ушел на строительство 20 тысяч верст железных дорог.

Следствием так называемых «либеральных» реформ был резкий рост преступности - в 2,7 раза больше в сравнении с царствованием императора Николая I.

С. Ю. Витте позже напишет в своих воспоминаниях: «Александр III взошел на престол, не только окровавленный мученической кровью своего отца, но и во время смуты, когда практика убийств снова приняла серьезные размеры… После тринадцатилетнего царствования он оставил Россию сильной, спокойной, верующей в себя и с весьма благоустроенными финансами. Он внушал к себе общее уважение, ибо он был царь миролюбивый и высоко честный».

А. Елкин ТАЙНА «ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ» Документальная повесть ЕЛКИН Анатолий Сергеевич (1929-1975). Русский советский литературовед и писатель, кандидат филологических наук, член Союза писателей. В 1952 году закончил факультет журналистики ЛГУ, а затем там же и аспирантуру.

ГЛАВА 12 1928-1931 Смерть императрицы Марии Федоровны – Наши краденые вещи проданы в Берлине – Смерть великого князя Николая – Потеря нью-йоркских денег – Кальви – Рисую чудовищ – Матушкин переезд в Булонь – Племянница Биби – Письмо князя Козловского – Двуглавый орел –

2. Дело о сочинении в Святейшем Синоде формы для ектении с именем первой невесты Петра II Марии Александровны Меншиковой. 1727, мая 27 № 1Ясновельможный господин,Господин светлейший князьАлександр Данилович,государственный генералиссимуси военный кавалер,особливый

ГЛАВА 10 О поездках императора Александра III по юго-зап. железным дорогам. КАТАСТРОФА В БОРКАХ Когда Император Александр III вступил на престол, то некоторое время спустя он приехал в Киев с женою и двумя сыновьями: Николаем; нынешним Императором, и Георгием - вторым сыном,

Отъезд императора Александра Было решено, что «Дрисский лагерь следует очистить немедленно» . В результате, 2 (14) июля армия Барклая-де-Толли переправилась на правый берег Двины и двинулась на юго-восток, в сторону Полоцка.Примерно в это время император Александр

Семья императора Александра II Супруга. Первой женой Александра II и законной императрицей была Мария Александровна, в девичестве гессенская принцесса Максимилиана-Вильгельмина-Августа-София-Мария (27.07.1824-22.05.1880). Этот брак оказался не вполне обычным для семьи Романовых,

Личность и воспитание императора Александра III Великий князь Александр Александрович родился 26 февраля 1845 г. и был вторым ребенком мужского пола в царской семье. По традиции дома Романовых он готовился пойти по военной стезе, получая воспитание и образование, которое

Семья императора Александра III Супруга. Свою жену, как и титул цесаревича, Александр Александрович получил «в наследство» от старшего брата, цесаревича Николая. Это была датская принцесса Мария-София-Фредерика-Дагмара (1847-1928), в православии Мария Федоровна.Николай

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ФЕДОРОВНЫ 1843, 8 сентября - у императора Александра II и императрицы Марии Александровны родился старший сын, великий князь Николай Александрович.1845, 26 февраля - у императорской четы родился второй сын, великий князь Александр

ГЛАВА 25 Открытие Музея императора Александра III Главной причиной моего пребывания в Петербурге в течение первых месяцев 1898 года было устройство дара княгини Тенишевой в новоучрежденном Музее императора Александра III. К сожалению, пожертвование коллекции оказалось

Смерть императора Александра II В 3 часа дня 1 марта 1881 г., когда я в санях проезжала по Михайловской, я услыхала окликающий меня голос. Это была моя сестра, как раз выходившая из ворот Михайловского дворца. Она совершенно спокойно мне сказала: «Нам сообщили, что произведено

Глава 16 СМЕРТЬ НАТАЛЬИ АЛЕКСАНДРОВНЫ …Моя лодка должна была разбиться о подводные камни, и разбилась. Правда, я уцелел, но без всего… А. И. Герцен. Былое и думы Надежды на выздоровление постепенно угасали, но отчаянная борьба за жизнь, и теперь не только одну -

«Завидую о милой Ливадии...»

«...А взял я, Феодосий, у него, графа Льва, за то проданное мною имение 150 тысяч рублей ассигнациями, которые все сполна и получил». Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, какие обстоятельства заставили командира прославленного в истории русской армии Балаклавского греческого батальона Ф.Д. Ревелиоти расстаться с удобно расположенным вблизи местечка Ялта имением «Ливадия» - крупным земельным участком, названным так в память древнего поселения в этой местности (в переводе с греческого «луг», «лужайка»). По купчей, совершенной 9 января 1834 года, во владение графа Л.С. Потоцкого переходило полностью все имение площадью 209 десятин 1900 кв. саженей (около 229 га) с находившимися в нем фруктовыми садами, виноградниками, лесом, хлебопахотными землями.

К этому времени граф Лев Северинович (1789-1860) стал уже одним из самых влиятельных сановников при Высочайшем Дворе. Он происходил из той ветви старинного польского аристократического рода Потоцких, представители которой издавна симпатизировали России. Его отец, известный деятель Министерства просвещения и духовных дел при Александре I, граф С.О. Потоцкий, был одним из основателей Харьковского университета, мать, бывшая княгиня А.А. Сангушко, урожденная Сапега, также принадлежала к высшим кругам польской знати.

В царствование Александра I Л.С. Потоцкий поступил на службу в Коллегию Иностранных дел и успешно выполнял различные дипломатические поручения Русского правительства.

Недолгое пребывание в Неаполе в самом начале дипломатической карьеры в составе русской миссии оставило у Л.С. Потоцкого незабываемые впечатления: он стал страстным поклонником и коллекционером античного искусства. Впоследствии, когда в 1841 году граф был назначен «чрезвычайным посланником и полномочным министром при Неаполитанском Дворе», это увлечение счастливо отразилось на Ливадийском имении. Путешественники, посещавшие тогда Южный берег Крыма, отмечали, что Ливадия Потоцкого походила на маленький античный музей: парк украшали подлинные, прекрасно сохранившиеся мраморные скульптуры и саркофаг раннехристианского периода, весь покрытый барельефами , а в доме, построенном архитектором Ф. Эльсоном, в одном из кабинетов хранилась коллекция древностей из Помпеи.

Раскинувшийся на 40 десятинах парк и три оранжереи были предметом особой заботы и гордости владельца имения. Любопытно описание парка французом Бланшаром: «Я увидел тут растения из глубин Востока, из Америки, Новой Голландии, Японии, а также растения, известные нам в Европе, но тут они много крупнее - магнолии, например, в 2,5 сажени высоты (более 5 метров. - Н.К. , М.З. )». При этом автор упоминает о ливанских и гималайских кедрах, земляничниках, багряниках, клематисах, и, конечно, о вечнозеленых кипарисах и лаврах, встречавшихся на каждом шагу. Все они произрастали среди представителей местной флоры - могучих дубов и ясеней. Но, пожалуй, еще более ценно следующее наблюдение Бланшара: «То, что каждый путешественник может оценить и чем может восхититься - это здоровый смысл и вкус, с которыми здесь отобраны и размещены деревья для создания зеленых куртин, лужаек, цветочных композиций разнообразных тонов и оттенков. Для всего этого понадобились годы, в течение которых владельцы, обладающие безукоризненным вкусом и достаточным состоянием, могли осуществить свою мечту как ценители прекрасного в природе».

Планировка и украшение парка, подбор декоративных растений, выполненные садовниками Э. Делингером и И. Ташером, оказались столь удачными, что впоследствии, если в них и вносились какие-либо изменения, то только в связи с расширением строительства в Ливадии или желанием ее новых хозяев увеличить количество редких красивоцветущих видов и хвойных деревьев.

К концу 50-х годов XIX века Ливадия Потоцкого представляла собой прекрасно обустроенную усадьбу с Большим и Малым двухэтажными жилыми домами. В первом было 30 комнат, в основном личные покои и салоны, обставленные со свойственным владельцам имения тонким вкусом; во флигеле дома располагалась и католическая часовня (капелла), а вдоль его стен устроены галереи для отдыха. Зимний сад украшал фонтан «в стиле Альгамбры» из белого каррарского мрамора . Все водопроводы в Ливадии были из литого чугуна и только в Большом доме - свинцовый.

Среди хозяйственных построек выделялись винодельня с винподвалом , в котором хранились высококачественные вина собственного изготовления. За счет приобретения земельных участков, соседствовавших с Ливадией, Потоцкий ежегодно увеличивал площади виноградников и фруктовых садов, приносивших ему неплохой доход .

В 1856 году Л.С. Потоцкий, уже имея высшие гражданские чины действительного тайного советника и обергофмейстера, подал в отставку с дипломатической службы и стал членом Государственного Совета.

Скончался он в Петербурге 10 марта 1860 года, завещав Ливадию своей супруге, графине Елизавете Николаевне, урожденной Головиной. Последняя, однако, сразу же отказалась от прав наследования в пользу дочерей - Леонии Ланцкоронской и Анны Мнишек. А уже в конце апреля Управляющий Департаментом Уделов Министерства Императорского Двора Ю.И. Стенбок начал переговоры с поверенным в делах покойного графа о покупке Ливадии для царской семьи.

Наследницы согласились навсегда расстаться с любимым имением только учитывая высокую личность покупателя. По словам графини А. Мнишек «то, что Ливадия сейчас продается, вызвано единственно тем, чтобы сделать приятное Императору» .

С августа 1860 года имение было принято в Управление Уделами, хотя купчая официально вступила в силу 10 марта следующего года.

Незадолго до первого приезда Александра II с семьей в Ливадию Департамент Уделов получил указ царя: «Купленное <...> недвижимое в Крыму имение Ливадия со всеми строениями и принадлежностями <...>, предоставляя в дар Любезнейшей супруге Моей Государыне Императрице Марии Александровне, повелеваю Департаменту Уделов зачислить это имение в собственность Ея Императорского Величества».

Итак, Мария Александровна стала первой из Романовых владелицей «Ливадии» - одного из самых крупных на Южном берегу Крыма имений . К этому времени у 37-летней императрицы проявились все признаки самой беспощадной болезни XIX века - чахотки: непривычный климат Петербурга и частые роды подорвали и без того слабое здоровье Марии Александровны. Врачи надеялись, что целительный климат Южнобережья окажется для нее более полезным, чем пребывание на знаменитых курортах Европы.

Дочь великого герцога Гессенского Людовика II, Максимилиана-Вильгельмина-Августина-София-Мария в апреле 1841 года вышла замуж за наследника российского престола великого князя Александра Николаевича, старшего сына Николая I. Брак был по любви, и некоторое время семейное счастье супругов ничем не омрачалось .

Личность новой владелицы прекрасного имения - одна из самых привлекательных в истории династии Романовых. Редкий случай, когда воспоминания всех людей, окружавших или встречавшихся с нею, сходятся в едином мнении - императрица Мария была человеком незаурядным и по своему уму, и по высоким нравственным качествам. Даже известный критик самодержавия анархист князь П.А. Кропоткин воздавал должное образованности, доброте, искренности и благотворной роли, которую Мария Александровна сыграла в судьбе многих выдающихся людей России.

Ее портреты 1850-60-х годов привлекают одухотворенностью облика. На одном из лучших, работы художника Ф. Винтерхальтера , удачно передано подмеченное современниками то «высшее изящество всего ее существа, которое гораздо лучше красоты».

Внешность Марии Александровны идеально гармонировала с ее душевными качествами. «Она создана гораздо более для внутренней жизни, душевной и умственной, чем для активной деятельности и для внешних проявлений. Честолюбие свое она обращает не на искание власти или политического влияния, но на развитие своего внутреннего существа», - писала фрейлина А.Ф. Тютчева, составившая удивительные по глубине психологические портреты Александра II и Марии Александровны.

Мнение знатной придворной дамы полностью совпадает с наблюдениями известного крымского общественного деятеля, историка и писателя В.Х. Кондараки: «Ея Величество постоянно подает собою пример скромности и простоты. В нарядах этой в полном смысле слова святой матери никогда не замечали ничего резко отличительного, никаких дорогих безделушек, которыми так любили тщеславиться в то время приезжие из высшего круга <...>. Для всех было ясно, что Ея Величество смотрела на высокое положение свое самыми смиренными очами и никогда наверно не придавала ему того значения, которое почувствовали бы другие. Чуждая славолюбия и ничтожной суеты, она смотрела на человека как на одинаковое по природе и чувствам существо, и, казалось, никогда не мечтала присваивать себе никаких преимуществ пред Божеством по отношению даже с теми, которые тяжким трудом и горькою судьбою прокладывали себе жизненный путь».

При жизни императрицы мало кто знал о ее непосредственном участии в освобождении крестьян, а такие важные события в жизни России, как реформа женского образования или создание Общества Красного Креста, состоявшиеся по личной инициативе и во многом на личные средства Марии Александровны, обставлялись как некая благотворительная деятельность.

Эстетические взгляды Марии Александровны в полной мере проявились при создании прекрасного дворцово-паркового ансамбля в «Ливадии» - имении, занявшем в ее трагической жизни особое место.

Первый Высочайший приезд сюда состоялся в конце августа 1861 года. Уже с ранней весны Департамент Уделов начал подготавливать имение к приему Августейшей семьи. Удельному архитектору В.С. Эсаулову было поручено выехать в Ливадию и совместно с садовником Потоцких Л. Гейслером и ялтинским городским архитектором К.И. Эшлиманом провести работы по приведению всех зданий и парка «в надлежащий вид».

Царская чета была в восторге от своего нового приобретения. Этот прелестный уголок Южнобережья совершенно очаровал Марию Александровну. Впоследствии императрица в письмах к близким свое имение называла не иначе, как «моя милая Ливадия».

Пребывание в Крыму семья посвятила знакомству с Ялтой и ее окрестностями: интересовались бытом и традициями народов, проживающих в Крыму, ездили в татарскую деревню на свадьбу, посетили древнюю греческую церковь в Аутке, встречались с представителями разных сословий. Внешне простая жизнь ежедневно наполнялась новыми, необычными впечатлениями.

Тогда же стало очевидным, что бывшее имение графа Потоцкого придется основательно реконструировать, чтобы приспособить его к условиям жизни во время Высочайших приездов. По желанию императрицы проведение работ, связанных со строительством новых и перестройкой старых зданий было возложено на архитектора Высочайшего Двора и Царскосельских дворцов И.А. Монигетти , которому «известен вкус Их Величеств».

С энтузиазмом принял архитектор новое назначение: судьба как будто ниспослала ему Ливадию, чтобы испробовать свои силы в условиях, так живо напоминавших колорит южных стран.

Монигетти предоставлялась большая свобода действий; единственное ограничение, поставленное архитектору владелицей имения, - расходы на строительство не должны были превышать сумму примерно в 260 тыс. рублей , и все должно быть как можно проще: ведь Ливадия предназначалась для лечения императрицы и семейного отдыха, а не для официальных приемов.

В планах обновления имения Мария Александровна приняла самое живое участие. В первую очередь было намечено расширить Большой дом, обязательно отделив от него церковь в самостоятельное здание, построить Малый дом для великих князей, дома для свиты, садовника, новую кухню.

Перед отъездом в Крым Монигетти представил на утверждение императрице составленные им планы фасадов основных предполагаемых построек в Ливадии.

Архитектурный стиль, предложенный зодчим для ансамбля дворцовых зданий, нашел полное одобрение Марии Александровны: своей простотой и утонченной изысканностью он отвечал всем ее требованиям.

Впоследствии в отчетах о строительных работах Ипполит Антонович постоянно подчеркивал, что большинство зданий выполнено им в «татарском вкусе» или «во вкусе татарской избы» . Проект же дворцовой Крестовоздвиженской церкви основывался на синтезе архитектуры культовых сооружений Закавказья и Византии.

Свободная, живописная компоновка построек дала возможность архитектору каждую из них решать своеобразно, с включением каких-либо иных, отличных от соседней, мотивов, сохраняя при этом единый созданный им стиль.

Четыре года жизни, полностью отданных строительству в имении Ее Величества «Ливадия», отмечены огромным напряжением всех сил выдающегося художника. Отдаленность от России, от основных поставщиков, сложности с доставкой строительных материалов и подбором рабочей силы в тогда еще малолюдном Крыму, - дали о себе знать уже в начале строительства.

Лето 1862 года ушло на энергичную организацию строительных работ: заготовку и доставку камня, кирпича, черепицы, древесины, наем рабочих. Наконец, 8 сентября торжественно отметили закладку фундаментов церкви и дома для великих князей (Малого дворца), а с октября начались перестройка дома Потоцкого в Большой дворец, старой оранжереи и дома управляющего имением и строительство домов для свиты, военно-походной канцелярии, кухни, конюшни, дома садовника, бани и госпиталя.

Трехмесячную командировку за границу Монигетти использовал для размещения заказов для Ливадийского имения. В Италии, в Карраре, он заказал украшения из мрамора для церкви и дворцов, в Париже - мебель, отделочные и обивочные материалы для оформления интерьеров Большого и Малого дворцов и дома для свиты.

Период 1862-63 гг. был самым сложным для архитектора и его верного помощника П.И. Останищева-Кудрявцева: им пришлось следить за ходом строительства и реконструкции более чем 20 построек. В Ялту начали прибывать многочисленные грузы из-за границы, Одессы и других городов России со строительными материалами, мебелью, утварью для церкви и дворцов. В довершение всего, зима выдалась крайне неблагоприятной для строительства, холодной и снежной, дороги обледенели, и Ливадия оказалась отрезанной от важнейших источников строительных материалов .

Из-за задержки с доставкой из Италии мраморных украшений пришлось перенести сроки внутренних работ в уже возведенной к лету 1863 года Крестовоздвиженской церкви, а приехавшему для написания в ней 36 икон известному художнику Александру Егоровичу Бейдеману на некоторое время вернуться в Петербург. Приведем интересный отрывок из отчета Бейдемана именно этого периода - как свидетельство человека, находившегося под впечатлением увиденного в Ливадии: «Церковь снаружи совершенно окончена и представляет счастливое решение задачи в византийском стиле: необыкновенно изящного небольшого храма, но внутри надо бы работать еще 4½ недели, если не более. Нельзя пройти молчанием и не изумляться тому, что г-ном Монигетти здесь произведено в десять месяцев его пребывания! Дворец совершенно готов снаружи и внутри для того, чтобы принять Государыню Императрицу. <...> У г-на Монигетти всякая деталь обработана до восхитительной степени совершенства, одно жаль, что церковь еще в таком положении, что надо ждать...»

Оставил нам свое восприятие Ливадии 1863 года и приехавший по приглашению императорской семьи австрийский художник Р. фон Альт. На двадцати очаровательных акварелях, написанных им за время пребывания в царском имении, запечатлены все основные постройки Монигетти и несколько уголков парка. Художнику удалось передать не только цветовую гамму построек Ливадии, но и их тончайшие архитектурные детали. Жилые и большинство хозяйственных зданий, возведенных из местного камня, имели гладкие, ровные стены - либо простой полигональной кладки, сохранявшие естественный цвет гаспринского камня, либо оштукатуренные в светло-коричневые тона. Главным украшением всех построек были резные элементы из дерева: стрехи крыш («сталактиты»), карнизы и подпирающие их кронштейны, колонки балконов, решетки, пинакли .

На их фоне ослепительной белизной сверкал дворцовый храм, возведенный из инкерманского камня, с византийской орнаментацией по этому камню и резными вставками из гаспринского.

Высочайший приезд 1863 года оправдал уверенность И.А. Монигетти в том, что его труд будет по достоинству оценен владельцами имения. «Ея Императорское Величество, - писал он, - по-видимому была поражена успехом и исполнением работ и благодарила меня в самых лестных выражениях. Государь Император <...> по осмотре работ изволил поблагодарить меня словами: «Все, что сделано до сих пор, сделано превосходно, надеюсь, что такое же будет и окончание».

Монигетти надеялся закончить работы к осени 1864 года, но заказы от царской семьи следовали один за другим, и завершилось строительство только в 1866 году.

Общность творческих идеалов архитектора и «удельного садовых дел мастера» Климентия Геккеля , прибывшего в Крым из подмосковного имения Марии Александровны «Ильинское», привела к созданию ими в Ливадии прекрасного дворцово-паркового ансамбля, связанного единым художественным замыслом.

К. Геккель приехал в Ливадию в самый сложный период строительства. В его лице Монигетти нашел поддержку и дружеское участие, в которых он тогда так остро нуждался. Даже в деловой переписке архитектор не скрывал радости от того, что обустройство парка поручено такому талантливому, трудолюбивому и исключительно честному человеку: «Какое счастье, что Геккель здесь! И мы понимаем друг друга...».

Среди многих заслуг выдающегося садовника прежде всего следует отметить значительное расширение розария, устройство пергол, увитых плетистыми сортами роз, и, самое главное, крупные посадки всевозможных хвойных деревьев: по совету врача С.П. Боткина последние он в основном высаживал в тех местах парка, где любила бывать больная императрица.

Из более 70 зданий различного назначения, возведенных на территории имения под руководством Монигетти, к настоящему времени сохранилось совсем немного. По разным причинам большинство из них либо навсегда утрачены, либо подверглись перестройкам, исказившим первоначальный замысел . К счастью, в относительно неплохом состоянии находится сейчас дворцовая церковь Воздвижения Честного Креста. Хотя ее экстерьер, и особенно интерьеры, существенно пострадали за многие десятилетия государственной политики борьбы с религией, однако до сих пор она неизменно вызывает общее восхищение изяществом форм и красотой орнамента.

Большое значение придавал Монигетти созданию малых архитектурных форм. Им были найдены удачные решения беседок, пергол с вьющимися растениями, подпорных стен, изящных фонтанов. До сих пор сохранилась «турецкая беседка» над тоннелем в парке, ставшая своеобразным символом Ливадии, фонтаны «Мария», «Мавританский» и несколько мраморных чашеобразных.

К проектированию фонтанов архитектор приступил после того, как в Ливадийском имении удалось решить сложнейшую проблему водоснабжения. История появления на его территории нескольких крупных водных резервуаров и реконструкции водопроводной сети весьма поучительна не только в техническом, но и в нравственном отношении.

Из доклада управляющего имением Я.М. Лазаревского, составленного в 1862 году для Департамента Уделов, следовало, что довольно маломощные источники воды, пользовавшие ранее имение Потоцкого, вовсе иссякают в случае особо жаркого лета, и тогда дефицит воды вообще сделает невозможным Высочайшие приезды. Решение вопроса Лазаревский видел в отведении воды из источника Биюк-Су, который принадлежал гаспринским татарам. В этом его поддержали и Министр Двора В.Ф. Адлерберг, и Таврический генерал-губернатор Г.В. Жуковский. Однако Александр II сразу отверг эту идею. В Ливадию был направлен специалист-гидролог К.О. Янушевский с заданием изыскать на территории имения новые источники водоснабжения, независимо от стоимости поисковых работ .

Янушевский не только прекрасно справился с этой задачей, но и разработал целую систему резервуаров-накопителей, связанных с водопроводной сетью.

Многогранность таланта И.А. Монигетти проявилась и в художественном оформлении интерьеров дворцов и церкви. Им лично были сделаны чертежи и эскизы мебели и убранства Большого дворца в стиле Людовика XVI и в восточном стиле для Малого дворца, рисунки посуды, заказанной специально для Ливадии. Только эскизов церковной утвари и одеяний, мастерски выполненных художником, насчитывалось более 900!

Итак, строительство близилось к завершению. В июле 1865 года для инспекции построенных Монигетти казарм, конюшен и прочих сооружений, предназначенных для воинских частей, охранявших имение, в Ливадию прибыл знаменитый герой обороны Севастополя генерал-адъютант Э.И. Тотлебен. Все осмотрев, генерал отправил императрице в Петербург телеграмму, что нашел Ливадию в превосходном состоянии и восхищен ею. Мария Александровна, выезд которой в Крым в том году постоянно откладывался, сразу же ответила: «Завидую о милой Ливадии».

А в 1866 году, после приема всех построек комиссий, возглавлявшейся архитектором Высочайшего Двора А.И. Резановым, состоялось награждение орденами и ценными подарками лиц, особо отличившихся на работах в императорском имении. И.А. Монигетти был представлен к ордену Св. Анны 2-й степени, т. е. со знаком «возвышенного достоинства» - алмазным украшением в виде императорской короны; академик А.Е. Бейдеман , выполнивший основные иконописные работы в дворцовой церкви, награжден орденом Св. Станислава 2-й степени, следовавшим в общем порядке старшинства российских орденов сразу за орденом Св. Анны, и присваивавшимся за полезные деяния в пользу Отечества, в том числе и в области искусства и ремесел. Интересно, что Министр Двора лично хлопотал о награждении серебряной медалью для ношения в петлице на Станиславской ленте крестьянина села Гламоздино Курской губернии Семена Бордакова за великолепное исполнение плотничьих работ .

Наконец, в августе 1867 года состоялся большой Высочайший приезд в полностью обустроенное имение. За исключением наследника престола, в. кн. Александра Александровича, в Крым прибыла вся царская семья.

Заранее было решено, что в день тезоименитства Александра Николаевича, 30 августа, в обновленном имении будет устроено народное гуляние.

Очевидец всех событий, происходивших в тот памятный для крымчан царский приезд, В.Х. Кондараки, оставил ярко написанные воспоминания «Жизнь Императора Александра II на Южном берегу Крыма». «Государь Император, - сообщает историк, - ежедневно совершал прогулки по утрам - в Ореанду, Кореиз, Гаспру, Алупку, Гурзуф, в лесничество и к водопаду Учан-Су - в коляске или верхом, купался в море, ходил пешком. В минуты отдыха слушал прекрасные стихи поэта Вяземского, который в это время еще состоял при Дворе и, несмотря на свои 75 лет, казался бодрым и впечатлительными...».

Вспомнил Кондараки и весьма пикантный эпизод, связанный с визитом к Александру II министра иностранных дел Турции Фуад-паши. Последний прибыл в Ялту на великолепном новом пароходе «Султанэ», вызвавшем восторг жителей города. Министра и его свиту разместили в гостинице, принадлежавшей предводителю ялтинского дворянства С.Н. Галахову, после чего Фуад-паша потребовал от хозяина показать свою красавицу жену. Через два часа ему была представлена прелестница, специально заранее приглашенная из Петербурга.

Но, конечно, самым любопытным из многочисленных приемов 1867 года была встреча царской семьи с большой группой американских туристов, путешествовавших на пароходе «Квакер-Сити» по странам Старого Света. Подробное описание этого события оставили два активных его участника - с американской стороны знаменитый впоследствии писатель Марк Твен, бывший тогда корреспондентом двух крупных газет, а с российской - В.Х. Кондараки.

В Соединенных Штатах только что закончилась гражданская война, и американское правительство и общественность высоко оценили позицию России, занятую ею в вопросе сохранения единства и мощи этой страны. Лорд Пальмерстон признал в английском парламенте, что его правительство не начало интервенции отчасти из опасения, что США могли бы в этом случае «заключить военный союз с Россией».

Поэтому можно представить волнение пассажиров и команды «Квакер-Сити», узнавших от американского консула в Одессе, что русский император пожелал с ними встретиться в своем южнобережном имении: они почувствовали себя участниками необычной миссии, представляя могущественному монарху дружественной державы народ Америки. Срочно было решено написать приветственный адрес и в Ливадии вручить его лично императору .

Гости, а их было приглашено 55 человек, нашли в царском имении самый радушный прием. Неожиданным для американцев оказалось и то, что император Российский и члены его семьи с видимым удовольствием сами показывали им дворцы и парки Ливадии и Ореанды. Кондараки тоже свидетельствует, что Государь «соблаговолил выйти к ним навстречу и поздравить с приездом. Этого мало! Монарх лично повел их по ближайшим аллеям, обращая внимание на наиболее интересные растения и предметы . Такое внимание монарха очаровало американцев, не смевших, разумеется, ожидать от царя такой чистосердечной расположенности к частным лицам».

Осмотр имения завершился завтраком, данным гостям в Ореанде братом царя в. кн. Михаилом Николаевичем.

И, конечно, нельзя не вспомнить хотя бы вкратце о веселом народном празднике в Ливадии 30 августа, о котором уже было упомянуто выше. После традиционного молебствия и приветствий императору, сопровождаемых пароходными гудками, пушечными выстрелами и разноцветьем флагов военных кораблей, жителей Ялты и окрестностей известили, что в Ливадии все готово к большому празднику, на который приглашаются все без исключения . Весть эта мгновенно распространилась по уезду, и постоялые дворы заполнились людьми, требующими лошадей и колясок .

Празднество состоялось на большой поляне склона горы Могаби. Сбоку от нее был холм, на котором собрались все татары из окрестных деревень. Масса народа с энтузиазмом приветствовала появление под звуки полкового оркестра Их Величеств с сыновьями Владимиром, Сергеем, Павлом Александровичами и дочерью, юной великой княжной Марией Александровной, а также братьев императора - великих князей Николая и Михаила Николаевичей с семьями.

В стремительных скачках соревновались наездники - татары, казаки, кавалеристы крымскотатарского эскадрона. Общее веселье вызвали лазанье по гладко отшлифованным шестам и бег в завязанных на ногах мешках. Победителей щедро награждали, но и остальным участникам вручали памятные подарки. По завершении игр и аттракционов всех присутствовавших пригласили к угощению.

Этот веселый и радостный праздник потом долго вспоминали жители Ялты. Однако на последующие Высочайшие приезды в Крым уже легла тень постоянной угрозы жизни членам царской семьи от рук террористов: имение стало более тщательно охраняться, и допуск посетителей во время пребывания Александра II по распоряжению Министра Двора ограничили.

Здесь, на Южном берегу, сложился свой, отличный от петербургского, ритм жизни императора, который почти не изменялся в последующие приезды. Вот как его описал корреспондент «Московских ведомостей»: «В Ливадии придворный этикет насколько возможно устранен. Утром царь по обыкновению встает рано, прогуливается по парку пешком, потом занимается делами; иногда садится на лошадь и спускается к морю, к купальне. Обыкновенно он ходит в белом кителе, императорская свита тоже. Обедают, как в деревне, в 2 часа, ужинают в 9 часов. После обеда подаются экипажи и предпринимаются поездки по ближайшим живописным местностям. Государь по обыкновению садится с Императрицею в плетеный из соломы фаэтон. Иногда они ездят со свитою экипажей, а чаще вдвоем, как простые туристы. Местные жители не тревожат их восклицаниями и не сбегаются к их пути, благоговейно сознавая, что и царям отдых нужен. Вечер царская семья проводит большей частью в тесном кругу приближенных. Мирный день кончается рано, и день следующий повторяет предыдущий. По воскресеньям некоторые известные лица приглашаются слушать обедню в придворной церкви. Ливадия с каждым днем становится все красивее и цветистее, не только Южный берег, но и весь Юг, все Черное море смотрит на нее с любовью и надеждой».

А в это время внутри царской семьи стремительно разыгрывалась драма, поначалу скрытая от всех, кроме самого близкого окружения. Романтическое увлечение уже немолодого императора юной княжной Екатериной Долгорукой вскоре переросло в страстную любовь к ней. Рождение внебрачных детей, появление у Александра Николаевича второй семьи было жестоким ударом для императрицы и обожавших ее детей. С этого времени болезнь легких стала необратимо прогрессировать.

И в Ливадии, сначала очаровавшей Марию Александровну только красотой, экзотичностью окружающей природы, она теперь находила облегчение и физических страданий, и тяжких душевных мук от сознания своего унижения. Вдали от столицы она вела простой, замкнутый образ жизни, занимаясь детьми, чтением, благотворительностью, совершая прогулки к морю. Обычно императрица приезжала в Крым вместе с младшими сыновьями Сергеем и Павлом, дочерью Марией и небольшой свитой весной либо в августе, и старалась пробыть в Ливадии до последних теплых дней. Напоминания о необходимости возвращения в Петербург вызывали у нее раздражение и явное неудовольствие. В этой связи характерен эпизод, описанный В.Х. Кондараки.

В 1870 году пребывание императрицы на Южном берегу затянулось настолько, что Министр Двора вынужден был несколько раз телеграфировать сопровождавшим ее лицам с требованием ускорить возвращение в Зимний дворец. Поскольку никто из свиты не решался обратиться к Марии Александровне с вопросом о времени отъезда из Крыма, последовала телеграмма от самого Александра. Но на нее был дан сухой ответ: «О времени выезда моего сообщу заблаговременно».

Строгий придворный этикет вынуждал даже таких доверенных лиц царской семьи, как Фрейлина А.А. Толстая хранить молчание и не обсуждать, кроме как с близкими людьми и за закрытыми дверьми, положение императрицы и ее законных детей. Она могла только с горечью наблюдать, какое разлагающее действие на мораль высшего общества оказала эта многолетняя любовная связь монарха и сколько душевных мук и унижений пришлось вынести его семье и прежде всего императрице Марии Александровне.

В своей книге «Записки фрейлины», посвященной описанию драматических событий, происходивших в жизни царской семьи с конца 60-х годов и до вступления на престол Александра III, Толстая говорит о некоторых тревожных тенденциях в жизни страны, связанных с падением престижа Государя: «В глазах многих он перестал, как прежде, служить предметом обожания и восторженного почитания. Он прожил последние четырнадцать лет своей жизни вне Божеских и нравственных законов, так сказать, на острие иглы, и это остудило даже самые пламенные сердца. Впереди также не было никакой надежды». Последнее было, пожалуй, самым печальным, т. к. Александр Николаевич все больше стал замыкаться «в приятностях частной жизни». В конце 70-х он уже не был тем полным энергии и замыслов Императором-Реформатором, каким был в 60-х годах.

Положение воспитательницы единственной дочери царской четы ставило графиню Толстую в ряд лиц, особо приближенных к императрице. Как и другая незаурядная личность Русского Двора того времени, фрейлина А.Ф. Тютчева, Толстая была искренне привязана к Марии Александровне, ценя в ней прежде всего нравственную чистоту и благородство души, а потому глубоко сочувствовала тщательно скрываемому горю несчастной императрицы.

Ее оценка главных действующих лиц разыгравшейся драмы разительно отличается от романтического описания любовной связи монарха в широко известной книге французского дипломата М. Палеолога. Созданный им образ юной и нежной Екатерины Долгорукой, бескорыстно и преданно любящей своего могущественного покровителя , во многом теряет свою привлекательность в свете наблюдений, с беспощадностью зарисованных умной и проницательной придворной дамой.

С некоторых пор Долгорукая стала сопровождать Александра Николаевича и в Крым. Неподалеку от Ливадийской слободки для нее было куплено Департаментом Уделов небольшое имение «Биюк-Сарай» и построен двухэтажный особняк, в котором по приезде поселялась Екатерина Михайловна. Но, как с возмущением писала А.А. Толстая, инкогнито не входило в планы княжны, и она часто открыто появлялась в Ялте, что, конечно же, вскоре становилось известным и императрице.

Воспользовавшись советом врачей - больше находиться на воздухе, насыщенном ароматом хвойных деревьев, Мария Александровна распорядилась построить на северной окраине имения, в горном сосновом лесу, дачу «Эреклик» . По проекту петербургского архитектора А.И. Резанова в 1872-73 гг. был возведен скромный, но очень уютный дом, в отдалении от которого располагались молочная ферма, птичники и фазанник, построенные еще И.А. Монигетти . Дорога из Ливадии на дачу проходила мимо прекрасного лугопарка, заложенного К. Геккелем в 1860-х годах специально для выпаса породистых швейцарских коров .

Итак, начиная с 1873 года Мария Александровна, приезжая в Ливадию, старалась бо́льшую часть времени проводить теперь в Эреклике, где можно было уединиться и не чувствовать так остро двусмысленность своего положения.

Весной 1879 года состоялся последний кратковременный приезд смертельно больной, задыхающейся до обморочного состояния императрицы в свое любимое имение. Уже без всякой надежды на выздоровление, она вскоре выехала отсюда в Киссинген, а затем в Канн. Александр Николаевич, проводив ее, вернулся в Ливадию и оставался там до самой зимы, открыто встречаясь с Екатериной Долгорукой.

3 июня 1880 года императрица Мария Александровна тихо скончалась в Зимнем Дворце. А уже 18 июля в Царском Селе прошло весьма скромно обставленное тайное венчание Александра II с Екатериной Михайловной Долгорукой. К моменту бракосочетания у них уже было трое детей - Георгий, Ольга и Екатерина. Морганатическая супруга царя по его указу отныне стала именоваться Светлейшей княгиней Юрьевской, а ее дети защищены всеми правами по обеспечению своего будущего, кроме права престолонаследия.

Через полтора месяца, в конце августа Александр вместе с молодой женой отправился в свою последнюю поездку в Ливадию. Вот как об этом пишет М. Палеолог: «Впервые Екатерина Михайловна ехала в царском поезде. Свита Государя, адъютанты, церемониймейстеры и другие придворные чины были изумлены честью, оказанной царем княгине Юрьевской и не понимали ее причины. Изумление еще более усилилось, когда княгиня Юрьевская остановилась не в Биюк-Сарае, как раньше, а во дворце. Она уже была раньше там однажды, но тогда ее пребывание скрывалось».

Из Ливадии Александр Николаевич направил своей сестре, Ольге Николаевне, королеве Вюртембергской , письмо, в котором объяснял ей, а через нее - и всем родственникам, мотивы заключения морганатического брака. Письмо знаменательное: в нем и предчувствие близкой трагической смерти, и полное ослепление любящего человека, видящего в предмете своей страсти только чистоту и благородство, и явное непонимание того, какую тяжкую обиду за оскорбленное достоинство матери носит в душе наследник престола. Оно настолько важно для истории династии Романовых, что представляется интересным привести его полностью .

Моя совесть и чувство чести настойчиво обязывают меня заключить второй брак. Я, конечно же, и во сне не решился бы совершить это раньше, чем через год траура, если бы время, в которое мы живем, не было эпохой кризиса, когда я подвергаюсь все новым покушениям, - это время кладет конец всем моим колебаниям. Для меня речь идет прежде всего о том, чтобы обезопасить, и как можно быстрее, судьбу особы, которая вот уже 14 лет живет только для меня, а также судьбу трех детей, появившихся у меня от нее. Княжна Екатерина Долгорукая, несмотря на свою молодость, предпочла отказаться от всех радостей и удовольствий света, обычно таких привлекательных для молодежи ее возраста, и посвятить все свое существование тому, чтобы окружить меня своей любовью, своими заботами. Так она решила к моему счастью и уважению, к моей благодарности.

Никого не посвящая в это, кроме единственной сестры, никогда не вмешиваясь ни в одно дело, несмотря на многочисленные ходатайства, с которыми к ней обращались , несмотря на распространение гадостей вокруг ее имени, оскорблений, она жила только для меня и занималась только воспитанием наших детей, которые нам до сих пор приносили только радость.

Наше бракосочетание состоялось 6/18 июля в моей походной церкви, находящейся в одном из залов Большого Царскосельского дворца, и благословлено придворным священником Никольским , тем же, что меня сопровождал в ходе войны 1877 года, в присутствии моего генерал-адъютанта графа Баранова , графа Адлерберга , Рылеева , мадемуазель Барби Шебеко, преданной подруги княжны.

Акт по форме, констатирующий факт нашего бракосочетания, был составлен отцом Никольским и подписан нашими тремя свидетелями. В тот же день я подписал Указ Сенату, извещающий о моем морганатическом браке с княжной Екатериной Долгорукой, которой я по этому поводу дал имя княгини Юрьевской с титулом Светлости; тот же титул присвоен нашим детям: сыну Георгию 8 лет, нашим дочерям Ольге и Екатерине, 7 и 2 лет со всеми правами законных детей от морганатического брака членов Императорской Семьи с особами, не относящимися к правящей (царствующей) семье, на основании статей Свода законов Российской Империи и законов специальных, регламентирующих Императорскую Семью, - Учреждения об Императорской фамилии .

Те же права действительны и для детей, могущих последовать за ними в будущем. Эти два акта временно депонированы в архив Министерства Императорского Двора.

Моим намерением было хранить состоявшийся новый брак в секрете до мая будущего года. Но затем я передумал и представил мою жену и моих детей собравшимся графу Лорис-Меликову , моему сыну Саше, возвратившемуся из Гапсаля, а также Минни и другим. Я решил, пусть они узнают правду из моих уст, чтобы никто не смог уже позже воспользоваться случаем во вред нам, несмотря на все мое доверие и к высшему свету и его чувствам.

И я могу сказать по совести, собравшиеся полностью оправдали мои надежды, они глубоко тронули меня тем, как они приняли мою исповедь, и той дружбой, которую они выявили по отношению к моей жене и нашим детям.

Это произошло за 4 дня до моего отъезда в Крым, куда должна была меня сопровождать моя жена с детьми в тот же день, но обычным курьерским поездом для того, чтобы разместиться в собственном доме неподалеку от Ялты. Но за два дня до этого она получила анонимное письмо, в котором ей угрожали покушением на нее и детей во время путешествия. Это решило вопрос, чтобы им ехать в моем поезде и дать крышу в Ливадии. Стало, таким образом, невозможным прятать правду от Двора и от всех, кто нас видел вместе.

Графы Адлерберг и Лорис-Меликов держались мнения, что не надо отрицать брак перед теми, кто им задаст вопросы, но официально объявлять об этом не следует; поэтому я и решился всех разместить в Ливадии, где у жены уже была возможность раньше познакомиться со свитой и где мы вели очень замкнутый образ жизни, ужиная время от времени только с самыми близкими, с которыми вечерами я играл несколько партий.

Мне остается лишь надеяться на благословение Господне, на то, что оно нас не покинет в будущем, что члены семьи, всегда проявлявшие по отношению ко мне столько любви, последуют все вместе за Сашей и Минни и не откажут в своей дружбе моей жене и детям, зная, как мне они дороги и как я привержен единению в семействе, которое наши дорогие Родители нам так завещали...

Я могу заверить семью в том, что моя жена понимает прекрасно свое положение морганатической супруги и никогда не выскажет претензий, идущих вразрез с моей волей главы Фамилии и Самодержца . Я хотел бы только, чтобы все другие члены семейства об этом помнили и не заставляли им это напоминать» .

Еще до отправления этого письма в Германию воля «главы Фамилии и Самодержца» проявилась довольно жестко по отношению к цесаревичу. Александр Николаевич настоял, чтобы наследник и в. кн. Мария Федоровна с детьми прибыли на отдых в Ливадию в то же время, когда там находился он с княгиней Юрьевской.

Упорное стремление царя сблизить свою новую семью и старшего сына, в лице которого он видел в случае смерти верного защитника княгини и ее детей, обернулось тяжелейшими душевными страданиями для Александра Александровича и Марии Федоровны.

В Большом Ливадийском дворце, построенном для покойной императрицы и так любимом ею, уже на полных правах супруги распоряжалась Екатерина Михайловна Юрьевская. И если цесаревич сохранял самообладание, то для впечатлительной Марии Федоровны жизнь рядом с «этой дамой» походила, по ее словам, на непрекращающийся кошмар. К тому же обстановка накалялась постоянной бестактностью Светлейшей княгини и поведением ее сына Георгия, а также необходимостью давать ответы на недоуменные вопросы двенадцатилетнего Ники, на которые родителям, воспитывавшим будущего Николая II честным и правдивым, приходилось зачастую просто лгать.

Эта ситуация отчасти повторится в Ливадии через четыре года, но тогда в Крым приедет уже не вынужденный беспрекословно подчиняться воле отца наследник престола, а Император...

А для Александра Николаевича и Екатерины Михайловны осенние дни 1880 года пролетали спокойно и счастливо, в обратный путь они собрались только 1 декабря.

«По дороге в Севастополь Александр приказал остановить экипаж у Байдарских ворот. Оттуда открывался чудесный вид на Черное море, голубоватые вершины Яйлы. Небо было чистым, и последний день здесь был сказочно прелестен. Очарованный открывшимся перед ним видом император приказал накрыть стол на воздухе <...>. Прислуживал единственный слуга. Обед прошел весело и оживленно, и счастье сияло на всех лицах».

Так закончился последний приезд Александра II в Крым...

Согласно завещанию Марии Александровны, Ливадия после ее смерти должна была перейти «в пожизненное распоряжение и владение» Александру Николаевичу, а в случае его кончины - наследнику цесаревичу.

Со вступлением императора Александра III в права наследования началась новая страница в истории имения «Ливадия».

Примечания

По желанию Л.С. Потоцкого саркофаг сделали чашей фонтана, вода в который поступала из кувшина в руках мраморной статуи полулежащей нимфы. Этот фонтан, а также статуя античного героя исчезли из парка после войны, когда Ливадийский дворец стал дачей И.В. Сталина.

Фонтан «Ливадия» сохранился. С небольшими дополнениями - новым навершием и основанием он был перемещен впоследствии архитектором Монигетти на площадку возле Крестовоздвиженской церкви. Всего же в описываемое время имение Потоцкого украшали около дюжины фонтанов, большинство которых выполнялось итальянскими резчиками по мрамору в Карраре.

Здание винподвала, построенное еще в 1849 году, сохранилось до наших дней без особых изменений. Сейчас оно принадлежит винсовхозу «Ливадия», входящему в объединение «Массандра».

К 1860 году плантации виноградников в Ливадии занимали 20 десятин 120 кв. саж. и в хорошие годы давали до 4 тыс. ведер вина. О качестве последнего путешественник Бланшар был очень высокого мнения, отметив, что в действительности «вина Крыма стоят гораздо больше, чем их репутация».

Л. Ланцкоронская еще более откровенна. «Мы далеки от мысли продавать Ливадию, - писала она поверенному в делах д-ру Э. Петерсу, - но мы понимаем, что признательность за милости, которыми Император почтил последние дни моего отца, обязывает нас уступить желанию Его Величества».

К 1862 году его площадь превысила уже 300 десятин.

В этой связи интересно письмо юной невесты русского цесаревича, написанное отцу в сентябре 1840 года. Она только что вступила на землю своей новой Родины, направляясь в Петербург, где примет православие и будет готовиться к свадьбе:

«Мой дорогой, мой добрый отец. Это первые мои строки из той страны, которая должна стать теперь моим вторым отечеством. (Что оно будет мне столь же дорого, как и первое - в этом я сомневаюсь и даже едва ли могу желать этого, так как мне кажется, что мы должны всегда отдавать предпочтение той стране, в которой родились).

Тем не менее я чувствую себя чрезвычайно привязанной к России. На границе встретили нас казаки; мы ожидали Сашу (т. е. в. кн. Александра Николаевича. - Н.К. , М.З. ) около получаса; без него Государыня (императрица Александра Федоровна, супруга Николая I. - Н. К., М.З.) не желала, чтобы я переступила русскую границу; я воспользовалась этим временем, чтобы бросить последний взгляд на мою милую Германию и еще раз возобновить в своей памяти те радостные и счастливые дни, которые я в ней пережила... Вторым взгляд мой упал на русскую землю, и я подумала, что теперь только начинается труднейшая часть моей жизни, и просила у Бога Его святой помощи...».

Завершающая фраза этого письма звучит пророчески: надо было обладать большой внутренней силой, чтобы пережить в дальнейшем, уже став царицей огромной страны, интриги Двора, тяжелую болезнь и душевные муки, нанесенные ей открытой изменой любимого мужа...

Гравюра с этого портрета находится в экспозиции Массандровского дворца-музея.

Ипполит Антонович Монигетти, выдающийся зодчий России середины XIX века, автор многих проектов оригинальных построек в Петербурге, Москве и загородных императорских резиденциях, талантливый художник-декоратор. Еще будучи совсем юным выпускником Петербургской Академии художеств, И. Монигетти сначала по собственной инициативе, а затем на стипендию, специально выделенную Академией, побывал во многих странах Средиземноморья, где с увлечением изучал богатейшее архитектурное наследие их народов. За альбомы с прекрасно выполненными зарисовками зданий и орнаментальных украшений, которые он делал во время этих путешествий, художник по возвращении в Россию удостоился звания академика.

Однако вскоре стало ясно, что для выполнения проекта реконструкции в полном объеме потребуется увеличить эту сумму примерно вдвое.

Действительно, ни одно из них не было похоже на какие-либо западные образцы стилизованных под «восточные мотивы» построек. Не повторился в них и первый опыт обращения Монигетти к архитектуре Востока - построенного в 1852 году в Царскосельском парке павильона «Турецкая баня». В Ливадии он проявил себя как талантливый интерпретатор мотивов архитектуры народов Крыма, Закавказья, Ближнего Востока. В его постройках гармонично сочетались элементы самобытных крымскотатарских домов и орнаменталистика Ближнего Востока.

Императрица пожелала назвать будущий храм в честь одного из наиболее почитаемых двунадесятых православных праздников. Согласно легенде, в начале IV века мать византийского императора Константина, Елена, совершила паломничество в Иерусалим, где обрела подлинный крест, на котором был распят Иисус Христос, и вновь воздвигла его на горе Голгофе - там, где совершилось распятие. Позднее, 13 сентября 335 года на месте обретения был поставлен первый храм в честь Воздвижения Креста Господня, и с того далекого времени это событие ежегодно отмечается.

С горечью писал тогда Монигетти графу Ю.И. Стенбоку: «Сколько в это время мне пришлось перенести самых мельчайших, самых тревожных, никому неизвестных неприятностей с подрядчиками, рабочими, может (понять) только тот, кому судьба судила в одно время столько разных построек <...>, работы останавливались подчас из-за неимения самых простых материалов, как, например, гвозди, кровельное железо и прочее». Описывая многочисленные неурядицы, которые он вынужден был терпеть на строительстве в Ливадии, Монигетти, однако, не терял присутствия духа и твердо верил в свой успех: «Одно только меня поддерживает и побуждает к новой деятельности, что мои труды и заслуги будут оценены!».

Отчасти представление об архитектуре старой Ливадии могут дать сохранившийся на ее территории дом садовника (ныне гостиница) и некоторые здания в Ялте, построенные в подражание стилю, разработанному Монигетти, например, дом Лищинской на Екатерининской улице.

Теккель Климентий Иванович (1810-1885). В 1820-е гг. жил в Дрездене. В 1832 г. прибыл в Россию, уже имея звание королевского придворного садовника при Саксонском Дворе. Сначала работал в Петербурге, где создал несколько садов и парков, а с 1840 г. стал садовым мастером в Ропшинском имении. Главной обязанностью К. Геккеля было круглогодичное снабжение Императорского Двора лучшими сортами фруктов, а также наблюдение за оранжереями и парком в Ропше и Дудергофе. С 1858 г. - главный садовник Красносельского Управления, при Удельном земледельческом училище и Департаменте уделов, а в 1864 г. назначен заведующим Московской удельной конторой.

В 1868 г. Геккель с женой и старшими сыновьями принял российское подданство и за особые заслуги возведен в потомственное почетное гражданство.

Место упокоения знаменитого мастера на долгие десятилетия было забыто, и только в 1995 г. группа специалистов ландшафтной архитектуры под руководством А.Л. Реймана обнаружила семейный некрополь Геккелей в дер. Малые Горки близ Ропши (Ленинградская обл.).

Первым в печальном списке потерь Ливадии по праву можно поставить дворец наследника, или так называемый Малый дворец, сгоревший в конце 1941 года, перед самым вступлением немецких войск в Ялту. В отличие от Большого Императорского дворца, где архитектор вынужден был в основном заниматься капитальной реконструкцией старого дома графа Потоцкого, - Малый дворец от фундамента до пинаклей на крыше полностью его творение. Это был настоящий шедевр И.А. Монигетти. Путешественники, посещавшие Ливадию, и авторы путеводителей по Крыму оставили нам полные восторга описания этого прелестного здания, неизменно подчеркивая его восточный колорит.

Как не вспомнить в этой связи наставления воспитателя юного цесаревича Александра Николаевича, замечательного русского поэта В.А. Жуковского, внушавшего будущему царю мысль о том, что «привычка повиноваться закону - главное в жизни как для собственного счастия, так и для пользы другим».

Написанным А.Е. Бейдеманом в Крестовоздвиженской церкви образам дал очень высокую оценку известный маринист А.П. Боголюбов, сопровождавший в поездках в Ливадию цесаревича Николая Александровича, а после его смерти в 1865 году - наследника престола в. кн. Александра Александровича и в. кн. Марию Федоровну.

Среди участников строительства, награжденных ценными подарками, были и иностранные подданные: подрядчики Э. Бушар и Е. Дюкро, непосредственно производившие большую часть работ по постройкам зданий, художник-орнаменталист Р. Изелла, мастер по мраморным работам А. Рампини и др.

Строки из послания, обращенные к будущим поколениям граждан США: «...Америка многим обязана России, она состоит должником России во многих отношениях, и в особенности за неизменную дружбу в годины ее великих испытаний. С упованием молим Бога, чтобы эта дружба продолжалась и на будущие времена. Ни на минуту не сомневаемся, что благодарность России и ее Государю живет и будет жить в сердцах американцев. Только безумный может предположить, что Америка когда-либо нарушит верность этой дружбе предумышленно несправедливым словом или поступком».

Таким образом, с полным основанием можно считать, что волею судьбы граждане США стали первыми «организованными туристами», посетившими Ливадию, а первым гидом по своему имению - самодержец всероссийский Александр II. С жадным интересом Марк Твен вглядывался в русского императора, его окружение. Внешний облик, манера поведения, доброжелательность и искренность хозяев поразили его. Об Александре II он записал: «Он выглядит много величественнее императора Наполеона и в сто раз величественное турецкого султана».

Покушения на жизнь Александра II только начались, и никто еще не предполагал, что «Народная Воля» уже приступила к организации настоящей кровавой охоты за Царем-Освободителем. Поэтому праздник в Ливадии, когда вход на территорию имения был открыт любому желающему присутствовать на нем, - представляется последним эпизодом быстро разрушавшейся старой русской идиллии - добрый царь среди возлюбленного им народа.

А извозчики, воспользовавшись ажиотажем, охватившим ялтинцев и жителей близлежащих поселков, стали запрашивать с них немыслимые по тем временам деньги - за экипаж 25, а за верховую лошадь 6 рублей.

Двоюродный племянник Александры Андреевны, Лев Николаевич Толстой, с восхищением отзывался о ней: «Прелесть Александрии, отрада, утешенье. И не видал я ни одной женщины, доходящей ей до колена».

Книга М. Палеолога «Роман императора» выдержала в России за последние годы несколько изданий. Однако, несмотря на живость изложения и стремление автора к объективности, нельзя не обратить внимание на его признание, что основой для ее написания стали отрывочные сведения, собранные им в бытность послом Франции в Петрограде, несколько писем, попавших в его руки, и рассказы подруги княжны Долгорукой Варвары Шебеко. На этом фоне выгодно отличается достоверностью описание событий, которые непосредственно наблюдала автор «Записок фрейлины», в том числе и тех, которые происходили в Крыму, а также личных встреч и содержание бесед практически со всеми членами царской семьи, высокопоставленными придворными и с самой Екатериной Михайловной.

Эреклик - «долина слив» (тюрк.), созвучно шотландскому «воздушный звон». Именно там гениальный художник Ф. Васильев по заказу в. кн. Владимира Александровича написал одну из последних своих картин «Вид на Ялту из Эрекпика».

Дом императрицы Марии Александровны не сохранился, а напоминанием о некогда процветавшем хозяйстве служат сейчас только остатки построек с оригинальными украшениями на стенах и карнизах, выполненными по эскизам Монигетти.

Мария Александровна любила сама присваивать клички этим красавицам, в шутку используя для них пантеон древнегреческих и римских богов: Веста, Амфитрита, Юнона, Марс и т. д.

Ливадийское стадо неизменно вызывало восхищение всех, кто получал разрешение осмотреть имение императрицы. Знатная петербургская дама, совершившая в начале 1880-х длительное путешествие по Южному берегу Крыма, так описала свои впечатления от вида этих необыкновенных животных: «Коровы были замечательной породы и отличались не только красотою форм и величиной, но и оригинальным цветом своей масти: все без исключения были телесного цвета, и одна из них даже ударяла в бледно-розовый. Сопровождавший меня офицер сказал мне, что несколько лет тому назад она была совершенно розовая и что посещающие ферму не могли ею налюбоваться; теперь с каждым годом шерсть бледнеет. Несмотря на окружающих ее молодых соперниц, она озиралась на нас так осмысленно и величаво, что глядя на ее прекрасные глаза я вспоминала миф о Юпитере и Ио».

Великая княгиня Ольга Николаевна (1822-1892), вторая дочь Николая I и Александры Федоровны. Получила блестящее образование. С 1846 года супруга Вюртембергского наследного принца Фридриха-Карла-Александра, впоследствии короля Карла I (1823-1891).

Это письмо и ответ на него Ольги Николаевны впервые опубликовала А.А. Толстая в упоминаемой выше книге. Мы же приводим черновой набросок этого послания, хранящийся в фондах Государственного архива Российской Федерации. Несмотря на, казалось бы, идентичность письму, отправленному в Германию, черновик не только несколько больше по объему, но и содержит ряд существенных деталей, измененных или вообще отсутствующих в отредактированном затем царем варианте. Причем некоторые из них были, видимо, столь важны для него, что он даже подчеркивал отдельные слова или целые фразы. Последнее приобретает особое значение для понимания душевного состояния, в котором находился Александр Николаевич в Ливадии. (Перевод текста письма с французского языка Т.А. Лещенко).

В письме, отправленном из Ливадии в Штутгарт, эта часть фразы исключена, тем самым Александр сознательно вводит в заблуждение своих родственников. Свидетельства современников прямо говорят о сильном и, по большей части, отрицательном влиянии, которое оказывала Юрьевская на Александра II. Разве можно, например, не доверять С.Ю. Витте, занимавшему в начале своей карьеры самые высокие должности в Министерстве путей сообщения, а потому знавшему досконально всю подноготную заключения концессий на строительство железных дорог в России? Основываясь на конкретных примерах, он прямо указывает на весьма неблаговидную роль Екатерины Михайловны: «Через княжну Долгорукую, а впоследствии через княгиню Юрьевскую, устраивалось много различных дел, не только назначений, но прямо денежных дел довольно неопрятного свойства».

Лорис-Меликов Михаил Тариэлович (1825-1888), граф, генерал-адъютант. С 1880 года начальник Верховной распорядительной комиссии по охране государственного порядка и общественного спокойствия с чрезвычайными полномочиями. После ее упразднения - с августа 1880 по май 1881 - Министр внутренних дел, член Госсовета.

В. кн. Мария Федоровна, супруга наследника российского престола в. кн. Александра Александровича. Дочь датского короля Христиана IX принцесса Дагмар. С 1881 года - Императрица Всероссийская.

Александр II имеет в виду дом Долгорукой в Биюк-Сарае.

В письме, отправленном в Германию, последний абзац полностью исключен: император явно хотел остаться честным перед самим собой. Как свидетельствует А. Толстая, ссылаясь на высокопоставленных лиц Двора, имевших доступ к секретным архивам, Александр Николаевич имел намерение в недалеком будущем увенчать короной свою новую супругу. «Это страшное событие, - пишет фрейлина, - готовилось, разумеется, тайно, но слишком многие лица оказались замешанными в это темное дело, чтобы оно не предалось огласке. <...>. Будущая императрица заказала в Париже мантию для своей коронации, и многие приближенные Государя видели шифр для фрейлин Екатерины III, придуманный им самим...».

(Шифр - особый знак отличия для фрейлин. Представлял собой золотую, украшенную бриллиантами брошь с вензелем императрицы или великих княгинь, при которых они состояли, и носился под короной на банте из андреевской голубой ленты на левой стороне груди).

В истории найдется не много имен, которые по воспоминаниям современников вызывали бы только положительные чувства. Мария Александровна, жена императора Александра II, является счастливым исключением. Даже строгий свекор Николай I, который сначала был решительно против этого брака, в конце жизни начинал письма любимой невестке с фразы «Благословенно Твое Имя, Мария».

Сказочное начало

В марте 1839 года молодой наследник российского престола, сын императора Николая I Александр путешествовал по Европе. Целью поездки, как часто бывает в сказках, были поиски подходящей невесты. Перед отъездом отец даже составил для него список подходящих девушек из правящих семей, на которых молодому царевичу стоило обратить внимание. Но дело, полностью в соответствии со сказочными сюжетами, не клеилось. Все кандидатки из папиного списка казались Александру слишком манерными, жеманными и неискренними. Однако потом удача улыбнулась ему. Об этом событии сохранились воспоминания очевидцев в пересказе сестры принца Ольги Николаевны:

«...свита не переставала дразнить его неудачными невестами. Один из свиты... заметил: "Есть еще одна молодая принцесса в Дармштадте". "Нет, благодарю", ответил Саша, "с меня - довольно, все они скучные и безвкусные". И все же он поехал туда... старый герцог принял его со своими сыновьями и невестками. В глубине кортежа, совершенно безучастно, следовала девушка, с длинными, детскими локонами. Отец взял ее за руку, чтобы познакомить с Сашей. Она как раз ела вишни в тот момент, когда Саша обратился к ней, ей пришлось сначала выплюнуть косточку в руку, чтобы ответить ему. Настолько мало она рассчитывала на то, что будет замечена... Уже первое слово, сказанное ему, заставило его насторожиться; она не была бездушной куклой, как другие, не жеманилась и не хотела нравиться. Вместо двух часов, которые были намечены, он пробыл два дня в доме ее отца»

Этой девушкой была принцесса Гессенская Мария. Причиной, по которой ее не было в списке подходящих невест, была крайне некрасивая история. До сих пор все биографы убеждены, что на самом деле Мария и ее брат Александр были незаконнорожденными детьми барона Августа Сенарклен де Гранси. Великий герцог Людвиг Гессенский, чтобы избежать скандала, официально признал этих детей, но никогда не принимал участия в их воспитании. Жили они вместе с матерью в маленьком дворце в Хайлигенберге. Детство и юность, проведенные в уединенном замке, вдали от двора, сформировали характер будущей российской императрицы. Она не любила шумную придворную жизнь, всегда предпочитая ей узкий круг общения с близкими людьми.

Первые сложности

Конечно, трудности начались буквально сразу. Однако они только распаляли влюбленного принца. Он писал матери:

«Милая Мама, что мне до тайн принцессы Марии! Я люблю её, и я скорее откажусь от трона, чем от неё. Я женюсь только на ней, вот моё решение!»

Вероятно, юная принцесса и правда была очаровательна. Родители Александра, решительно отвергавшие этот брак, согласились на него, как только познакомились со своей будущей невесткой. Для этого императрица Мария Федоровна даже специально приехала в Германию – случай, уникальный для династии Романовых.

«Мари завоевала сердца всех тех русских, которые могли познакомиться с ней. Саша (Александр II) с каждым днем привязывался к ней все больше, чувствуя, что его выбор пал на Богом данную. Их взаимное доверие росло по мере того, как они узнавали друг друга. Папа (Николай I) всегда начинал свои письма к ней словами: „Благословенно Твое Имя, Мария“. (…) Папа с радостью следил за проявлением силы этого молодого характера и восхищался способностью Мари владеть собой. Это, по его мнению, уравновешивало недостаток энергии в Саше, что его постоянно заботило.» (Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны)

Семейная жизнь

Несомненно, будущий император не ошибся в выборе супруги, она стала великолепной женой и правительницей, оставившей о себе прекрасную память. Семейная жизнь Александра II и Марии Александровны продлилась почти 40 лет. Однако этот брак стал для русской императрицы настоящим испытанием веры, любви и терпения.

Она родила восемь детей, из них шестерых сыновей – лучшего для царской династии и представить нельзя. Она вынесла смерть двух старших детей – дочери Александры и сына Николая, который должен был наследовать трон. Ей пришлось переживать покушения на жизнь мужа и его постоянные измены. Под конец Александр перестал скрывать свои связи, и постоянная фаворитка княжна Екатерина Долгорукова поселилась в Зимнем дворце. Она жила вместе с четырьмя незаконнорожденными детьми этажом выше покоев венценосной императрицы. Мария Александровна не предпринимала никаких действий по этому поводу и ни одним словом не упрекнула супруга.

Перед смертью, в прощальном письме она поблагодарила Александра за все тридцать девять лет совместной жизни. Кстати, буквально через несколько месяцев после смерти жены, император заключил морганатический брак с Екатериной Долгоруковой. Законные дети до конца жизни так и не смогли простить ему этого. Меньше чем через год Александр II был убит «народовольцами».

Великая императрица

Как это всегда бывает в истории, семейные дрязги и проблемы с течением времени забываются, а остается в памяти людей только то, что действительно важно. Мария Александровна стала императрицей в 30 лет. Она не часто вмешивалась в государственные дела, хотя считается, что ее мнение также сыграло свою роль в вопросе освобождения крестьян. Зато она в полной мере взяла на себя груз забот в вопросах искусства, образования и благотворительности.

Именно при ней в России был учрежден Красный Крест, и императрица много лет была высочайшей покровительницей этой организации. Под ее руководством он стал общественно-государственной структурой, объединяющей средства благотворителей со всей России. Всего императрица патронировала 5 больниц, 12 богаделен, 36 приютов, 2 института, 38 гимназий, 156 низших училищ и 5 частных благотворительных обществ. Сама императрица тратила огромные суммы на благие дела. Известно, что во время войны она отказалась от новых нарядов, для того чтобы использовать лишние средства в пользу вдов, сирот, раненых и больных.

Она покровительствовала великому русскому педагогу Константину Ушинскому, и именно усилиями Марии Александровны в России были учреждены открытые всесословные женские учебные заведения (гимназии) – впервые в истории нашей страны девушки смогли массово получать системное образование. Помощью императрицы пользовались поэты Вяземский, Тютчев и Жуковский. Имя великой русской императрицы носит и один из ведущих музыкальных театров нашей страны и мира – Мариинский театр в Санкт Петербурге.

Интересно, что рисунок вышивки на занавесе Мариинского театра был создан «по мотивам» узоров на шлейфе коронационного платья Марии Федоровны (коронация происходила за год до открытия нового здания). Этот наряд – настоящее произведение искусства, покрытый серебряной вышивкой, в настоящее время хранится в Оружейной палате Московского кремля.

В 1837 году Александр отправился в путешествие по Европе. Он объехал Швейцарию, Австрию и Италию. Из Неаполя через Швейцарию он направился к своим родственникам в Штуттгарт и Карлсруэ. Желая поскорее вернуться на родину, он захотел ускорить свою поездку в Лондон - последний этап своего заграничного путешествия. Для этого Александр решил сократить свой маршрут, вычеркнув из него мелкие столицы таких германских союзных государств, как Дармштадт, Мекленбург и Брауншвейг.13 марта 1839 года наследник остановился на ночлег в маленьком, окруженном садами и парками Дармштадте, где по его маршруту остановка не была предусмотрена. Специально для цесаревича был снят отель "Траубе", так как Александр категорически отказался ночевать в замке герцога Гессенского (он был сильно утомлен визитами к многочисленным германским князьям и мечтал быстрее добраться до Голландии). Однако вечером он отправился на оперу, и здесь в зале театра его встретила вся герцогская семья.

В тот вечер в оперном театре шла «Весталка». В глубине театральной ложи великий князь увидел молодую принцессу, почти ребенка, и был так тронут ее «скромной прелестью», что, вернувшись домой, тотчас же объявил Жуковскому, что его выбор сделан, что он нашел жену, которая ему нужна, и что дальше он никуда не поедет. Историки утверждают, что на столь скорое решение великого князя мог повлиять романтический сюжет «Весталки».
Мария Александровна (27 июля (8 августа) 1824, Дармштадт - 22 мая (8 июня) 1880, Санкт-Петербург) - признанная дочь великого герцога Людвига II Гессенского; супруга российского императора Александра II и мать будущего императора Александра III. Урождённая принцесса Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария Гессенская (1824-1841), после замужества получила титул великой княгини (1841-1855), после восшествия супруга на российский престол стала императрицей (2 марта 1855 - 8 июня 1880).
Мать принцессы Вильгельмина Луиза Баденская оставила мир, когда ей шел 13-й год от рождения и она, вместе с державным братом своим принцем Александром (1823 – 1880 гг.), несколько лет воспитывалась гувернанткой, живя в загородном замке Югенгейм близ Дармштадта. Августейшая мать принцессы ко времени рождения ее давно не жила с державным супругом. У каждого была своя любовь, и по разговорам, принцесса рождена была от барона де Гранси, швейцарца французского происхождения, бывшего шталмейстером Великого герцога. Муж Вильгельмины, великий герцог Людвиг II Гессенский, чтобы избежать скандала и благодаря вмешательству брата и сестёр Вильгельмины (Великого Герцога Баденского, Императрицы России Елизаветы Алексеевны, Королев Баварии, Швеции и Герцогини Брауншвейгской), официально признал Марию и её брата Александра своими детьми (двое других внебрачных детей умерли в младенчестве). Несмотря на признание, они продолжали жить отдельно в Хайлигенберге, в то время как Людвиг II - в Дармштадте.
Дочь герцога Мария, которой было тогда всего 15 лет, сильно поразила Александра своей красотой и грацией. После представления он принял приглашение к ужину, много разговаривал, смеялся и, вместо того чтобы спешить с отъездом, согласился завтракать у наследного принца. За эти часы Мария совершенно очаровала цесаревича и, отправляясь спать, он сказал сопровождавшим его адъютантам Каверину и Орлову: "Вот о ком я мечтал всю жизнь. Я женюсь только на ней". Он тут же написал отцу и матери, прося у них позволения сделать предложение юной принцессе Гессенской.
В письме своему отцу, императору Николаю I наследник-цесаревич Александр Николаевич 25 марта (7 апреля) 1839 года написал: "Здесь, в Дармштадте, встретил я дочь Великого герцога, принцессу Марию. Она страшно мне понравилась, с самого первого момента, когда я ее увидел... И, если ты позволишь, дорогой папа, после моего посещения Англии, я снова возвращусь в Дармштадт"
Однако согласие на брак родители цесаревича и Великого князя - император Николай I и императрица Александра Федоровна дали не сразу. Некоторое время против брака они возражали из-за тайны рождения принцессы.
Е. П. Толмачев в книге "Александр Второй и его время" цитирует секретное письмо Николая I попечителю наследника - графу А. Н. Орлову: "Сомнения относительно законности ее происхождения более действительны, чем ты полагаешь. Известно, что из-за этого ее едва терпят при дворе и в семье, но она официально признана дочерью своего венценосного отца и носит его фамилию, следовательно, никто не может ничего сказать против нее в этом смысле".
Впрочем, сам Александр Николаевич прекрасно знал о тайне её происхождения, поскольку тот же Орлов писал императору: "Не думайте, Государь, что я скрыл от Великого князя сведения относительно происхождения принцессы Марии. Он узнал о них в самый день своего прибытия в Дармштадт, однако реагировал точно, как Вы... Он думает, что, конечно, лучше было бы иначе, однако она носит имя своего отца, следовательно, с точки зрения закона никто не может упрекнуть ее".
Наследник престола испытывал к принцессе самые сильные чувства. В мае 1839 года он писал матери: "Милая Мама, что мне до тайн принцессы Марии! Я люблю ее, и я скорее откажусь от трона, чем от нее. Я женюсь только на ней, вот мое решение!"
Май месяц Александр провел в Лондоне, где был радушно принят английской аристократией, побывал в парламенте, на скачках, в Оксфорде, Тауэре, в доках на Темзе, в Английском банке и Вестминстерском аббатстве. Но самые яркие воспоминания были связаны у него с 19-летней королевой Викторией.
23 июня он вернулся в Петербург и здесь опять увлекся Ольгой Калиновской: он был очень влюбчив, и родителям приходилось с этим считаться. Император поспешил выдать Калиновскую за мужа ее покойной сестры богатого польского магната графа Иринея Огинского.
Только тогда, 4 марта 1840 года, Александр поехал за своей невестой в Дармштадт. Он возвратился в Россию вместе с ней и своими родителями, встретившими их в Польше в начале сентября.
5 декабря Мария была крещена по православному обряду и стала великой княжной Марией Алексеевной.
Венчание состоялось 16 апреля 1841 года.

Все, кто писал о жене Александра, отдавали должное ее красоте и прекрасным душевным качествам. Тютчева, познакомившаяся с ней спустя 12 лет, вспоминала: "Несмотря на высокий рост и стройность, она была такая худенькая и хрупкая, что не производила на первый взгляд впечатления красавицы; но она была необычайно изящна тем совершенно особым изяществом, какое можно найти на старых немецких картинах, в мадоннах Альбрехта Дюрера, соединяющих некоторую строгость и сухость форм со своеобразной грацией в движениях и позе, благодаря чему во всем их существе чувствуется неуловимая прелесть и как бы проблеск души сквозь оболочку тела. Ни в ком никогда не наблюдала я в большей мере, чем в цесаревне, это одухотворенное и целомудренное изящество идеальной отвлеченности. Черты ее не были правильны. Прекрасны были ее чудные волосы, ее нежный цвет лица, ее большие голубые, немного навыкат глаза, смотревшие кротко и проникновенно... Это прежде всего была душа чрезвычайно искренняя и глубоко религиозная... Ум цесаревны был подобен ее душе: тонкий, изящный, проницательный, очень иронический..
Поначалу не многие знали, что будущая Императрица Мария Александровна, по воле Божией рожденная в день Святого великомученика и целителя Пантелеймона, была неизлечимо больна сердцем и легкими, неся свой тяжкий Крест всю свою жизнь. Но и при том, она много совершала богоугодных дел, продолжая славные традиции Государынь Всероссийских.
В России Мария Александровна скоро стала известна широкой благотворительностью – Мариинские больницы, гимназии и приюты были весьма распространены и заслужили высокую оценку современников. Всего она патронировала 5 больниц, 12 богаделен, 36 приютов, 2 института, 38 гимназий, 156 низших училищ, 5 частных благотворительных обществ и с Еленой Павловной(вдова дяди АлександраII – Михаила Павловича) учреждён Красный Крест – все они требовали от великой княгини неусыпного внимания.
На них Мария Александровна тратила и государственные деньги, и часть своих средств, ведь ей выделялись на личные расходы 50 тысяч рублей серебром в год.
Она оказалась человеком глубоко религиозным и, по свидетельству современников, ее легко можно было представить в монашеской одежде, безмолвную, изнуренную постом и молитвой. Впрочем, для будущей императрицы такую религиозность вряд ли можно было считать достоинством. Ведь ей приходилось выполнять многочисленные светские обязанности, а чрезмерная религиозность приходила с ними в противоречие
В апреле 1865 года Александр и Мария перенесли жестокий удар. В Ницце от спинномозгового менингита умер их старший сын Николай - юноша, которому только что исполнился 21 год, успешно завершивший образование, нашедший себе невесту, намеревавшийся начать государственную деятельность в качестве помощника и будущего приемника своего отца. Новым наследником престола был объявлен второй сын императора, великий князь Александр Александрович.
Наиболее тяжело смерть великого князя Николая сказалась на императрице. Она любила его особенно, занималась его образованием, неизменно приглашала на вечера в свою гостиную. Между матерью и сыном была глубокая внутренняя связь. После того, как сын скончался у нее на руках, императрица замкнулась в своем горе, здоровье ее еще более пошатнулось.
Супружеская жизнь Александра с женой давно уже не ладилась. Возможно, смерть сына нанесла ей последний роковой удар. За первые двадцать лет совместной жизни Мария Александровна родила восемь детей. Между тем ее здоровье с самого начала не отличалось крепостью. Многочисленные роды еще больше расшатали его.
Также не будем забывать и о том, что ни одна из Государынь не подвергалась такому ужасающему террору в России. Пережить шесть покушений на Августейшего супруга, жить в тревоге за Государя и венценосных детей долгие 14 лет, с момента первого выстрела Д.В.Каракозова 4 (17) апреля до взрыва в столовой Зимнего Дворца в феврале 1880 года, унесшего 11 жизней – такое пережить суждено лишь немногим. По словам фрейлины графини А.А.Толстой, «слабое здоровье Государыни окончательно пошатнулось после покушения 2 апреля 1879 года, (Устроено народником-народовольцем А.К.Соловьевым – прим. А.Р.). После него она уже не поправилась. Я, как сейчас, вижу ее в тот день – с лихорадочно блестящими глазами, разбитую, отчаявшуюся. «Больше незачем жить, - сказала она мне, - я чувствую, что это меня убивает».
После сорока императрица стала страдать острыми сердечными приступами. Врачи настоятельно советовали Марии Александровне воздержаться от супружеских отношений,
И подобно своему отцу, Александр в сорок лет оказался соломенным вдовцом. Одну за другой он сменил нескольких любовниц. Среди них называют княжну Александру Долгорукую, Замятину, Лабунскую, Макарову, Макову и Ванду Кароцци. Все это были безупречные красавицы (Александр смолоду слыл знатоком и любителем женщин), но они не могли заполнить пустоты, которая как-то незаметно возникла вокруг императора.

Весной 1865 года Александр начал новый, самый бурный в своей жизни роман, которому суждено было сделаться последним. Прогуливаясь в Летнем саду, он заметил молодую девушку, грациозную, модно одетую, с румянцем во всю щеку, с большими лучистыми глазами. Это была восемнадцатилетняя княжна Екатерина Долгорукова. Император знал ее давно, с 1857 года, когда она была еще маленькой девочкой. Теперь, очарованный ее свежей красотой, он начал ухаживать за ней, увлекаясь все больше и больше. Ему удалось постепенно пробудить встречные чувства, но отношения влюбленных долгое время оставались платоническими, им нужно было пройти через многие испытания, прежде чем их влечение превратилось в всепоглощающую страсть. Государыня все знала, ибо была слишком умна и впечатлительна для самообмана, но сделать ничего не могла... Или не хотела? Она страдала все четырнадцать лет этой скандально известной связи - молча, долготерпеливо, не шевельнув бровью, не подав вида. В этом была своя гордость и своя щемящяя боль. Не все это понимали и принимали. Особенно повзрослевшие сыновья, буквально боготворившие мать. Позже княжна с детьми от Александра переехала жить в Зимний дворец. Эта скандальная история не только мучила больную императрицу, но и вызывала негодующие толки придворных. Волновались и сыновья, опасаясь, что побочные братья и сестры заявят когда-нибудь о своих правах. Граф Шувалов счел своим долгом доложить Александру о всеобщем недовольстве, возникшем из-за связи государя с Долгоруковой. Император холодно выслушал Шувалова и дал ему понять, что в свою личную жизнь он никому не позволит вмешиваться. С этого времени положение всесильного фаворита пошатнулось, а в 1874 году Александр внезапно отправил Шувалова послом в Лондон. В том же году он пожаловал своим побочным детям титул светлейших князей Юрьевских.
"Два человека жили в Александре II,-писал князь П.А.Кропоткин,-и теперь борьба между ними, усиливающаяся с каждым годом, приняла трагический характер...Без сомнения, он сохранил привязанность к матери своих детей, хотя в то время он был уже близок с княжною Юрьевской-Долгорукой".Царь не раз говорил М.Т.Лорис-Меликову, министру внутренних дел:"Не упоминай мне про императрицу:мне это так больно"
В последние годы жизни Мария Александровна вела совсем уединенный образ жизни.Императрицу покинули многие из тех, кто был близок ее сердцу с юности.С другими, как с Тютчевой она рассталась сама (ее стали тяготить претензии фрейлины на исключительное положение, что и привело к охлаждению).

В 1880 году императрица в сопровождении лейб – медика, доктора Боткина находилась на лечении в Ницце, но в конце весны засобиралась домой.
Смею настоятельно просить Ваше Императорское Величество не возвращаться на зиму в Санкт-Петербург и вообще - в среднюю полосу России. В крайнем случае – Крым. Для Ваших изнуренных легких и сердца, ослабевшего от нагрузок, климат Санкт-Петербурга губителен, смею уверить! Ваша вилла во Флоренции давно готова и ожидает Вас. Да и новый Дворец в окрестностях Ливадии - весь к услугам Вашего Императорского…:
- Скажите, Сергей Петрович, - внезапно перебила лейб - медика Боткина Императрица, - удержать меня здесь, вдали от России, Вас просил Государь? Он не хочет, чтобы я возвращалась? - тонкие, исхудавшие пальцы нервно барабанили по подоконнику высокого итальянского окна виллы, выходившего прямо на морское побережье. Море за стеклом плыло в утреннем мареве и было еще сонно - безмятежным. Казалось, что оно колышется прямо у самых ног:
- Никто не смел бы удерживать Ваше Императорское Величество здесь, в Ницце, против Вашей Августейшей воли. Но Государь, только неустанно беспокоясь о бесценном здоровье Вашего Величества, настоятельно просил бы Вас:
- Бросьте все эти реверансы, Сергей Петрович! От моего бесценного здоровья остались крохотные капли, а от Августейшей Воли - одно смирение перед Божьим соизволением! - исхудавший профиль Императрицы был все еще неправильно красив какой-то необычной, болезненной тонкостью, ее не было ранее, но даже на него, профиль, казалось, уже легла властная тень смерти.
- Смею спорить с Вашим Величеством по поводу последнего утверждения!
- Так - с, частый пульс, влажные ладони… Вам бы лечь, Ваше Императорское Величество, я сейчас позову сиделку. Надо соблюдать режим!
- На том свете отлежусь, Сергей Петрович, уже совсем недолго осталось ждать. Велите собираться, завтра поутру мне надо быть в Каннах, оттуда в – Санкт-Петербург, хватит, засиделась у моря. Хочу умереть дома, в своей постели.
- Смею почтительно настаивать, чтобы Ваше Августейшее Величество оставались непременно здесь! - с мягкой твердостью врача ответствовал Царице Боткин.
- Еще не закончен весь курс процедур, и мне не хочется прибегать, как в прошлый приезд в столицу, к кислородным подушкам! Ваше Величество, умоляю Вас! Я получил письмо от Их Высочеств, Цесаревича Александра и Цесаревны Марии Феодоровны, они тоже находят, что Вам крайне нежелательно быть в столице и киснуть в душном Зимнем. Осень в этом году в Санкт-Петербурге, как и всегда - не сахарная! - лейб-медик чуть улыбнулся, Императрица тут же подхватила эту слабую улыбку:
-Знаю, милый доктор, знаю, но ведь причина не в этом! Вы просто боитесь того, как повлияет на мое здоровье присутствие во Дворце, над моей бедной головой, известной особы, Священной для Государя Императора! - Императрица чуть усмехнулась. Не бойтесь, я больше не буду ронять гребни и бить чашки от звука детских шагов. (Намек на княжну Екатерину Долгорукую и ее детей от Императора Александра. Их было трое. Все они жили в Зимнем Дворце и занимали апартаменты прямо над головой Государыни! Это было продиктовано, как пишут историки, соображениями безопасности Княжны и детей. В то время участились попытки покушения на Государя. Но только ли этим?.. - примечание автора).
- Я, как всегда, найду столь естественному шуму естественное объяснение, чтобы не вводить в смущение молоденьких камеристок! - Императрица попыталась улыбнуться но ее лицо исказила мучительная гримаса. Она опустила голову, стараясь подавить приступ кашля, прижала платок к губам. Он моментально пропитался кровью.
- Ваше Императорское Величество, умоляю Вас, не нужно! - взволнованный Боткин резко сжал в своих ладонях руку Марии Александровны.
Я понимаю, я не должна! Все понимаю, просто хочу, чтоб Вы знали: я его ни в чем и никогда не винила и не виню! Он дал мне за все эти годы столько счастья и столь часто доказывал мне свое безмерное уважение, что этого с лихвою хватило бы на десять обыкновенных женщин!
Не его вина, что он - Кесарь, а я - жена Кесаря! Вы возразите сейчас, что он оскорбил во мне Императрицу, и будете правы, милый доктор, безусловно, правы, но пусть его судит Бог! Я не имею на это права. Мою обиду и горечь Небеса давно ведают и знают. Александр тоже.
А моя истинная беда состоит в том, что жизнь приобретает для меня полный смысл и многоцветье красок лишь рядом с ним, неважно, принадлежит ли его сердце мне или другой, моложе и красивее… Он не виноват, что значит для меня больше, чем все остальное, просто я так странно устроена.
И я счастлива, что могу уйти раньше него. Страх за его жизнь сильно измучил меня! Эти шесть покушений!
Безумная Россия! Ей вечно нужно нечто потрясающее основы и устои, гибельные встряски… И, может быть, сердечные личные слабости Самодержца ей только на руку, кто знает? "Он такой же, как и мы, слабый смертный, да еще и - прелюбодей! Трави его, ату его, ату!" - кричат они, забываясь.
Быть может, своею молитвой, Там, у Престола Отца Небесного, я выпрошу для него тихую кончину, взамен мученического венца страдальца, загнанного в угол беснующейся чернью с пеной у рта, вечно недовольной. Мария Александровна устало вздохнула и склонила голову на сложенные молитвенно ладони. Силы совершенно оставили ее.
-Ваше Императорское Величество, Вы устали, отдохните, к чему так надрывать душу мрачными мыслями! - беспомощно бормотал лейб-медик, пытаясь скрыть охватившее его смятение и волнение.
- Сергей Петрович, велите собираться! - устало прошептала Императрица.
- Пока есть силы, хочу вернуться и умереть подле него и детей, на родной земле, под родными облаками. Вы знаете, нигде нет такого высокого неба, как в России, и таких теплых и мягких облаков! - тень мечтательной улыбки коснулась бескровных губ Государыни.
- Вы не замечали разве? Скажите Его Величеству, что я завещаю похоронить меня в простом белом платье, без короны на голове и прочих Царских регалий. Там, под теплыми и мягкими облаками, мы все равны перед Царем Небесным, в Вечности нет различий чина. Вы скажете, милый доктор?
Вместо ответа лейб-медик лишь почтительно прижал к губам маленькую горячечную ладонь с синими прожилками вен и лихорадочно бьющимся пульсом. Он, этот пульс, был словно маленькая птичка, жадно рвущаяся ввысь под теплые и высокие, родные облака... Так жадно, что не было смысла ее больше удерживать на Земле!
Ее Императорское Величество, Государыня Императрица Всероссийская, Мария Александровна, тихо скончалась в Санкт-Петербурге, в Зимнем Дворце, в собственных апартаментах, в ночь со второго на третье июня 1880 года. Смерть пришла к ней во сне. При ней не было в то время ни царя, ни детей."Она умирала в Зимнем дворце,-писал Боткин,-в полном забвении.Хорошо известный русский врач говорил своим друзьям, что он, посторонний человек, был возмущен пренебрежением к императрице во время ее болезни.Придворные дамы, кроме двух статс-дам, глубоко преданных императрице, покинули ее.И весь придворный мир, зная, что того требует сам император, заискивал перед Долгорукой.
«Эта тихая одинокая смерть, - напишет фрейлина Толстая, - стала гармоничным и возвышенным заключительным аккордом жизни, такой чуждой шуму и земной славе».
Согласно завещанию, как и все императрицы Дома Романовых, она была погребена в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга шесть дней спустя, 28 мая (10 июня) 1880 года. После ее кончины в шкатулке нашли письмо, адресованное супругу, в котором она благодарила его за все годы, проведенные вместе и за подаренную ей так давно, 28 апреля 1841 года – «vita nuova» (новую жизнь).